Кандыков с отчаянием поднес к губам бокал и выпил. Крыша театра едва не рухнула, ибо в зале раздался… гром аплодисментов! Затем разом все смолкло, когда рука Кандыкова с бокалом безвольно упала вниз. Он, тупо глядя перед собой, не шевелился, прислушиваясь к себе. Длинная пауза. Вдруг лицо Кандыкова прояснилось. Он повернулся к коллегам, взиравшим на него с непередаваемым ужасом.
— Я жив… — по-детски наивно прошептал Кандыков, затем повернул голову на зрителей и улыбнулся. — Жив…
Снова аплодисменты. Актеры один за другим выпили напиток. Не умерли. И спектакль понесся далее с небывалой скоростью. Зрители были слегка разочарованы, но смотрели теперь раскованно, смеялись, где это возможно, слушали, хлопали в ладоши.
В конце спектакля, когда артисты, счастливые от сознания, что все остались живы, раскланивались, Кандыкова засыпали цветами. Он снова превратился в важного индюка, благосклонно принимающего признание публики, он цвел…
7
По просьбе Волгиной декорации разобрали, а стулья вынесли на сцену, поставили полукругом так, чтобы артисты сели лицом к залу. Два стула на авансцене, спинками к залу и напротив полукруга, приготовили для Волгиной и Степана. Переодевшиеся актеры сходились на сцену, садились на стулья, в скором времени заняли все места. Волгина пригласила и Катерину Кандыкову, успевшую обосноваться на рабочем месте, чтобы послушать, о чем будут говорить. Катерина, пожимая плечами, мол, а я зачем вам, уселась рядом с мужем. Оксана позвонила по мобильному телефону, привели Карину Гурьеву, что вызвало легкое движение среди артистов, которые догадались, зачем их собрали. Да, сейчас назовут имя… Трое милиционеров встали за кулисами. Яну Степа попросил подождать в машине Оксаны.
— Ну вот, — осматривая присутствующих, произнесла Оксана, — кажется, все в сборе. Начнем? Степан, давай ты первый.
Степа поднялся. Он мимолетно встретился взглядом со всеми. Каждая пара глаз спрашивала: «Это не я? Скажите, вы не меня подозреваете?» Во время спектакля артисты испытали ужас, что в их бокальчики бросили отраву, а в данную минуту боялись двух человек напротив, так как эти двое пришли обвинить кого-то из них. А завтра они будут бояться Эры Лукьяновны, а послезавтра… и так до конца жизни. Печально.
— Сегодня, — начал бесстрастно Степа, — мы бы хотели еще кое-что выяснить, для чего вас и пригласили. Итак, двадцать пятого октября артисты Ушаковы выпили из одного бокала лимонад и скончались практически одновременно здесь, на этой сцене. В ту же ночь, оставшись в театре, умер Лев Галеев. Он и Клавдия Анатольевна выпили водки, но Клавдия Анатольевна осталась жива.
— Потому что мы пили из разных бутылок, — подсказала Клава.
— Вот, очень интересный факт, — улыбнулся Степа. — Клавдии Овчаренко неизвестный «доброжелатель» подсунул в сумку две бутылки водки во время спектакля «Коварство и любовь». Наверное, вам понятно, что водка была не простая…
— …а ядовитая, — закончила Клава. На нее зашикали артисты.
— В воскресенье был обнаружен труп Виолина, а во вторник пытались отравить Эру Лукьяновну, — и Степа выжидающе замолчал.
А труппа выжидающе окаменела. О самочувствии Эры Лукьяновны врачи не сообщали по просьбе Волгиной, все и надеялись, что она уже…
— Ну и кто это сделал? — пробасил Кандыков, утирая лицо платком. — Я так полагаю, человек, подсунувший яд, среди нас. Назовите его имя.
— Терпение, — отрубил Степа. — Вернемся к спектаклю «Коварство и любовь». Да, некто подбросил яд в бокал. В бокал, — подчеркнул он, — потому что только в бокале экспертиза обнаружила синильную кислоту. Это смертельный яд и действует мгновенно. Поскольку бокал стоял на реквизиторском столе за кулисами долгое время, а точнее, с конца первого акта, весь антракт и второй акт, значит, кто-то именно в это время бросил яд. В антракте к столу подходил… Юлиан Швец.
— И что? — взвинченно произнес тот. — У меня развязался шнурок. Я не знал, что останавливаться у реквизиторского стола опасно!
— Пока еще мы никого не обвиняем, — спокойно сказал Степа. — Да, кстати, как получилось, что вы сразу же, как только стало известно о смерти Ушаковых, прибыли на место, ведь вы ушли домой?
— Я не ушел, — проскрипел Юлик. — Я пил кофе у администратора.
— Может быть, — принял объяснение Степа. — Но вы допустили тактическую ошибку, вернее две. В понедельник вы отправились к следователю Волгиной с утра, хотя должны были прийти вечером, и рассказали, что видели за кулисами Анну Лозовскую.
— Стукач, — прискорбно вздохнула пожилая актриса. — Вообще-то у нас все стукачи.
— Заткнись, — бросил в ее сторону Юлик, потом обратился к Степе: — И что? В чем преступление?
— Преступления в этом нет, — усмехнулся Заречный. — Анна вас видела тоже, вы испугались, что она доложит об этом следователю, и решили опередить ее. А к столу подходили и после вас. (Юлик заметно обмяк.) Но была и вторая ошибка, о ней я скажу чуть позже. Что делали у стола вы, Башмаков?
— Я? — побелел тот. — Я… записал телефон на сигаретах. Было темно, а на стол падал свет со сцены… я положил пачку на стол…
— Когда это было? — перебил его Степа.
— Сейчас припомню… — разнервничался Башмаков. — Шла первая картина второго акта. Я как раз после антракта вышел на проходную и позвонил по делу… за кулисами нет телефона. Я узнал номер… а записать было некуда. И кончились чернила в авторучке у дежурного… Я вернулся на сцену, попросил у Кандыковой авторучку…
— Да, так и было, — подтвердила Катерина. — Он что-то писал на пачке…
— И незаметно бросил ядика, хи-хи-хи.
Напряженную атмосферу разрядила Клава. Кто-то нервно засмеялся, кто-то шикнул, кто-то закатил глаза к потолку, мол, Клавка уже готовая.
— Я не бросал! — взвизгнул Башмаков. — Мне незачем бросать!
— Ну почему же? — подала голос Волгина. — Ушаков был конкурентом многим мужчинам в театре, я имею в виду актерам. Да и вашей жене Ушакова составляла конкуренцию.
— Это еще не повод! — взлетела со стула Нонна. — Я играла больше Ушаковой, нам незачем было их травить. Вы забыли, нам тоже прислали яд в коньяке!
— В вашем коньяке яда не оказалось, — успокоила ее Волгина. Нонна не успокоилась, пыхтела и невнятно что-то мямлила дребезжащим голосом.
— Вы не волнуйтесь, — сказал ей Степа. — После вашего мужа к столу подходил… например, Лопаткин. Правда, Николай?
— И кто меня заложил? — встрепенулся Коля, осматривая коллег.
— Ну я, — ответила Катерина Кандыкова. — Я про всех рассказала, кого видела у стола. А что, молчать должна? Извините, кто-то нас кормит ядом, а я должна молчать? Чтоб и моего Женю, и меня ядом убили?
— Ну, ты и… — Лопаткин не решился высказать, кто она, только презрительно покачал головой. — Выходит, яд бросил я? Да? Ну, говорите, говорите, все ждут.
