Дэвид Коулмен обернулся:
— Да?
— Доктор, мне бы хотелось познакомить вас с моей женой. — Когда Коулмен подошел, он добавил: — Элизабет, дорогая, это доктор Коулмен.
— Здравствуйте, миссис Александер, — сказал Коулмен и остановился у стола, держа поднос с обедом.
Джон Александер выдвинул стул:
— Может быть, вы присоединитесь к нам, доктор?
Мгновение Дэвид Коулмен колебался, но потом решил, что отказаться было бы невежливо.
— Хорошо, — согласился он, поставил на стол поднос со спартанской едой — маленькой порцией фруктового салата и стаканом молока — и сел.
С неловкой шутливостью Александер сказал:
— Помнишь, дорогая, я говорил тебе, что доктор, как и мы, из Нью-Ричмонда?
— Конечно, — ответила Элизабет и обратилась к Коулмену: — Добрый день, доктор Коулмен. Я очень хорошо вас помню. Вы ведь иногда заходили в магазин моего отца.
— Верно, заходил. — Теперь он отчетливо вспомнил Элизабет, длинноногую услужливую веселую девчонку, которая носилась по допотопной лавке, умудряясь находить, казалось бы, безнадежно потерянные в невероятном беспорядке товары. Она почти не изменилась с тех пор. — Кажется, однажды я купил у вас бельевую веревку.
— Кажется, я это помню, — радостно подтвердила Элизабет. — Как наша веревка?
Коулмен задумался.
— Теперь, когда вы о ней спросили, я вспомнил: она порвалась.
Элизабет рассмеялась:
— Если вы принесете ее обратно, мама ее заменит. После смерти отца она по-прежнему занимается лавкой. Беспорядка там стало еще больше.
Юмор Элизабет был заразителен. Коулмен улыбнулся:
— Если я правильно помню, у вас тогда были две косички.
— Да, — с готовностью ответила она. — А на зубах — скобки, но я давно из них выросла.
Коулмен поймал себя на мысли о том, что ему положительно нравится эта девушка. Он был рад ее видеть. Она позволила ему заглянуть в безоблачное детство, проведенное в чудесном краю — в Индиане, вспомнить летние месяцы, свободные от школы, поездки с отцом на его старом разбитом «шевроле». Откинувшись на спинку стула, он задумчиво произнес:
— Я очень давно не был в Нью-Ричмонде. Отец умер, мать переехала на Западное побережье. Теперь там меня никто не ждет. — Он отвлекся от воспоминаний. — Скажите, — обратился он к Элизабет, — каково это, быть женой человека от медицины?
Джон Александер ответил раньше, чем Элизабет:
— Я не человек от медицины, я просто техник-лаборант.
Только произнеся эти слова, он понял, почему их сказал. Причина в том, что произошло сегодня утром. Несколько минут назад, когда Коулмен сел за их стол, Джон хотел рассказать новому патологоанатому об инциденте в лаборатории, но теперь решил этого не делать. У него и так случилась масса неприятностей из-за откровенных разговоров с доктором Коулменом, и он решил не искушать судьбу.
— Вы слишком низко цените профессию технолога-лаборанта, — сказал Коулмен, — она очень важна.
— Он очень высоко ценит свою профессию, — сказала Элизабет. — Но иногда он признается, что хотел бы стать врачом.
Коулмен повернулся к Александеру:
— Правда?
Александер пожалел, что Элизабет его выдала, и неохотно ответил:
— Когда-то у меня была такая идея.
Коулмен подцепил вилкой немного фруктового салата.
— Почему же вы не поступили на медицинский факультет?
— Причина самая банальная — нехватка денег. У меня их не было, поэтому надо было начать их зарабатывать.
Коулмен проглотил салат и сказал:
— Тем не менее вы могли это сделать. Сколько вам лет?
За мужа ответила Элизабет:
— Через два месяца Джону будет двадцать три.
— Какой он глубокий старик! — Все рассмеялись, и Коулмен добавил: — У вас еще есть время.
— Я знаю, — сказал Александер медленно, словно понимая, что все его аргументы звучат неубедительно. — Беда в том, что моя учеба будет означать большие финансовые трудности для нашей семьи, когда мы только встаем на ноги. Кроме того, ребенок… — Он не закончил фразу.
Коулмен взял со стола стакан молока, сделал большой глоток и сказал:
— На медицинском факультете много студентов, имеющих детей и финансовые проблемы.
— Я говорю ему то же самое! — порывисто воскликнула Элизабет и подалась вперед. — Я очень рада, что не одна так думаю.
Коулмен вытер губы салфеткой, положил ее на стол и посмотрел в лицо Александеру. Кажется, его первое впечатление от встречи с этим молодым лаборантом оказалось верным. Парень интеллигентный и добросовестный; кроме того, он интересуется своей работой. Это было ясно с первого взгляда.
— Знаете, что я думаю, Джон? — сказал Коулмен. — Я думаю, что если вы действительно хотите быть врачом, но не поступите на медицинский факультет, хотя имеете такую возможность, то потом будете жалеть об этом всю жизнь.
Александер опустил глаза, машинально вертя в руках нож и вилку.
— Ведь правда же, что у нас не хватает патологоанатомов? — спросила Элизабет.
— О да! — с жаром подтвердил Коулмен. — В патологической анатомии специалистов не хватает больше, чем в какой-либо другой отрасли медицины.
— Почему?
— Патологоанатомы нужны, чтобы двигать медицину вперед, а кроме того, заполнять бреши.
— Как это заполнять бреши? — живо среагировала Элизабет.
Коулмен вдруг подумал, что с этими молодыми людьми он чувствует себя свободно и непринужденно. Эти двое были как глоток свежего воздуха. Они казались ему невероятно молодыми, тем более в сравнении с доктором Пирсоном. Он уже был готов высказать вслух идеи, которые обычно держал при себе. На вопрос Элизабет он ответил:
— Медицина — это, если допустимо такое сравнение, война. И, как на войне, медики иногда совершают удивительные прорывы. Когда это случается, врачи бросаются туда, где наметился успех. В тылах знаний остаются бреши, которые надо заполнять.
— Заполнять их — это задача только патологоанатомов? — опять задала вопрос Элизабет.
— Это задача любой отрасли медицины, но в патологической анатомии для этого иногда больше возможностей. — Коулмен задумался, потом продолжил: — Есть и еще одно. Медицинские исследования в их совокупности напоминают постройку стены. Кто-то закладывает в нее первый камень знания, кто-то — второй, и она постепенно растет. Наконец кто-нибудь укладывает последний, завершающий камень — и стена готова. — Он улыбнулся: — Немногим дано совершить в медицине впечатляющий подвиг, не всякий может стать Флемингом
[4]
или Солком
[5]
. Самое большее, что обычно доступно патологоанатому, — внести скромный вклад в медицинское знание — в своей области и в свое время. Но он должен это сделать.
