– Приходи, сестра, в любой будний день. Сегодня Воскресенье, и не положено, и народа тьма. – Отказался Никодим, но прихожанка не сдавалась, схватила его руку и присосалась к ней поцелуем: – Смилуйся, батюшка, трудно терпеть. Исповедуй.
– Ладно, сестра, иди за мной. – В маленькой церкви, выстроенной бандитом Кащеевым, исповедальной комнатки не имелось. Да в его времена не возникало и большой необходимости в этом. Кащеев стоил церковь для себя и на приток верующих не рассчитывал. На территорию его царства горожане приходили за покупками, а молились в церкви деревни Щеглы. Маленькая деревянная часовня на кладбище постоянно не действовала. В ней отпевали покойников. А город, с тех пор как храм на Вороньем холме большевики взорвали, своей церкви не имел. Но времена изменились. На месте кащеевского кооператива возникли огромный супермаркет и здание офиса компании Маки из стекла и бетона. Заведовал офисом приезжий немец, благодаря чему супермаркет и его окрестности горожане прозвали Немецкой слободой. Из прежних строений подружка убиенного бандита сохранила церковь и свой коттедж. Народ в супермаркет съезжался со всей округи, и маленькая церковь теперь едва вмещала прихожан. Построив себе особняк на берегу реки, Мака передала кащеевский коттедж отцу Никодиму.
– Ну в чем ты грешна, раба Божья? – Рассеянно поинтересовался батюшка.
– Мне стыдно, – прошептала толстуха, продолжая пожирать глазами священника.
– Перед Господом стыда нет, а я слуга его на земле. Так что и меня стыдиться не нужно. Выкладывай. – Ободрил женщину священник.
– Грешна я, батюшка, и в своих помыслах, и в своих желаниях. А по-людски сказать, любовь к тебе извела мою бабью душу. Вот и пришла открыться.
Никодим осмотрел женщину, отметив про себя ее объемные прелести, и покачал головой:
– Не искушай, сестра, понапрасну. Не будет этого. Что вы, сговорились все!? Я же священник, а не племенной жеребец.
– А вот хозяйку свою не гонишь, – продолжала настаивать влюбленная прихожанка.
– У меня нет хозяйки. Ты что-то путаешь, сестра. Надо мной один Хозяин, Господь наш.
– Не лукавь, батюшка. Все знают, что Соловьева частенько у тебя ночует. Люди-то видят. Она же тощая, как смерть. А я мягкая да ласковая. Пригласи, в любое время приду. Вот, потрогай. – Она освободила одну из своих внушительных грудей от одежд и продемонстрировала батюшке.
Никодим, расталкивая толпу прихожан, вырвался на улицу и, приказав сторожам проследить за порядком в храме, быстрым шагом двинул к своему коттеджу. Если бы не сан и длинные одежды, он бы с удовольствием перешел на бег. Но коттедж отстоял от церкви всего метров на двадцать, и Никодим вскоре скрылся за его стенами.
– Привет, батюшка. – Он вздрогнул и увидел Маку. Она, по привычке, сидела без одежд в кресле и смотрела на него своим немигающим взглядом – У тебя такой вид, будто сзади стая волков гонится.
– Только от бабы вырвался, одна прихожанка чуть не изнасиловала.
– А ты не поддавайся. Силы для меня сохраняй, – усмехнулась Мака. Встала с кресла и подошла к нему: – Веди меня в свои чертоги.
– Я тебя вчера ждал….
– Вчера я в другом месте грешила. Отпустишь грешок?
– Окаянная ты. Погубишь мою душу, – тихо отозвался Никодим, но обнял Маку и повел в спальню. Она бросилась на кровать и не без ехидства отследила, как он разоблачается из своих одежд.
– Как же я по тебе истосковался, – прошептал Никодим, заключая ее в свои объятия.
– Теперь получишь свое. – Ответила она и повалила его на спину: – Лежи тихо. Я сама с тобой поиграю.
Он послушно опустил руки вдоль тела и зачарованно смотрел на происходящий на нем танец. Не выдержал, потянулся к ее маленькой груди и получил пощечину.
– Не трогай. Сказала, сама. – Прошипела любовница, и он послушно руки одернул. Не останавливая свой танец, она улыбнулась краешком губ, продолжая рассматривать его красивое молодое лицо с черной окладистой бородкой, нежную кожу, лишенную волосяного покрова, разметавшиеся по подушке кудри, длинные пальцы рук с ухоженными ногтями. Под ней лежал прекрасный молодой мужчина, и его сан только раззадоривал ее страсть. Не даром толпы прихожанок добивались его благосклонности. Почувствовав оргазм, она завопила истошным голосом и до крови расцарапала ему грудь. Он хотел продолжения, но она покинула его, достала из пачки сигарету.
– Господь от меня отвернется. – Вздохнул он и прикрылся простыней.
– Перестань ныть. Твой боженька такой же миф, как все сказки на этой земле. Жизнь только здесь. Сдохнем, превратимся в кусок дряблого тухлого мяса.
– Ты не хочешь понять, плоть – лишь одежда для нашего духа. А дух бессмертен. Я свою душу из-за тебя загубил. Ты дьявол-искуситель.
– Дурак, я обыкновенная стареющая ведьма. Не видишь, что со мной делают годы? Я превращаюсь в живую мумию.
– Ты прекрасна. – Никодим смотрел на ее худое тело влюбленными глазами, не замечая чрезмерной худобы своей любовницы, ее выступающих над животом ребер, маленькой, но уже не столь упругой груди. Он не видел в ней недостатков. Он любил эту женщину и восхищался ею. Она стала его наркотиком, его болезнью и его счастьем.
– Все мужики идиоты. Я всегда это знала. Скажи, как мне вести себя с избирателями? Ты же священник, умеешь обращаться с толпой.
– Что ты хочешь от меня услышать?
Мака затушила сигарету о серебряный потир старой русской работы и рассмеялась:
– Я могу сказать им правду. Поведать, что я блядь. В молодости переспала с кучей подонков, своим телом выбилась в бизнес, а потом поняла, что грехи надо искупать, и стала святая. И теперь для меня главное это искупление. О себе не думаю, все для них. Это одна песня. Вторая проще. Я родилась ангелом, несу людям свет и деньги. Хочу всех сделать богатыми и счастливыми. Каждой бабе по члену, каждому мужику по счету в банке. Есть и третий вариант. Я подружка ветерана-афганца. Знаю, как несправедлива страна к своим воинам. Каждому офицеру обещаю в конце службы по квартире, денег за ратный подвиг и надел земли – на старости лет репу сажать. Три таких песенки. Посоветуй, что выбрать?
– А ты не советовалась со своим дружком-афганцем?
– С Голеневым? Ты кретин или юродивый? Чего с ним советоваться? Для него я покаявшаяся блядь. Узнает другое, бросит.
– Я не стал бы исповедоваться перед рабами божьими. Это Господь умеет прощать. Прихожане прощать не умеют. Они могут тебя пожалеть, но уважать не будут. А дальше решай сама. Я в мирских кознях плохой советчик.
– Почему плохой? – Усмехнулась Мака: – Ничего. Я приму к сведению. Хочешь меня еще разочек? – И не дожидаясь ответа, забралась к отцу Никодиму под простыню: – Давай. Только не очень долго… В шесть вечера у меня переговоры, ночью тусовка в доме моды, а в шесть утра на самолет.
Нелидов проснулся рано и пошел смотреть, что сделали строители за вчерашний день. Накануне сидел допоздна на аукционе и, вернувшись домой, сразу завалился спать. Аукцион прошел так, словно Боги стояли за его спиной и помогали победить конкурентов. Те торговались, пока Нелидов не назвал сумму, которую они обговорили с Макой накануне. Выше уже никто не предлагал. Аукцион они выиграли. Оба отеля “Дружба” и “Парус” становились частной собственностью трех главных акционеров. Это было как в сказке, и бывший подводник еще раз поразился проницательности компаньонки. Спал всю ночь крепко, без сновидений, а рано утром отправился в пижаме на стройку. Он уже месяц назад начал реконструкцию своего гаража. Так Алексей Михайлович называл эту работу, хотя никакой реконструкции не происходило. Старый гараж был снесен за два часа, и работяги начали возводить бетонное сооружение с ремонтной “ямой”, подъемником, автоматической мойкой и небольшой автомастерской. Проект начертил сам хозяин. В новом гараже Нелидов рассчитывал разместить свой личный автопарк. Помимо любимой “Волжанки”, бывший подводник завел себе представительское “Ауди”, и двухместный Мерседес “Смарт”. На этой почти игрушечной модели он катался в редкие свободные часы, а в другое время получал мальчишеское удовольствие от обладания маленьким чудом. Да и все три его машины чаще простаивали без дела. Директора возили на “Джипе” фирмы, и за руль своих авто он садился редко.
