– Наверное, политики…
– Политики такие же бандиты, как Кащеев. Они думают только о себе.
– Не все. Мой друг Постников о себе совсем не думает.
– Дядя мэр – чудной. Только знаешь, мне кажется, его убьют.
Голенев остановился и сжал ей руку:
– С чего ты взяла?
– Не знаю. Он как белая ворона. Таким выжить трудно.
– Будем надеться, ошибаешься. – Он обнял ее за плечи, привлек к себе и они пошли рядышком: – Мне очень хорошо с тобой.
– Мне тоже. Приходи к нам завтра.
– Приду. Только не устраивайте банкета. А то мне неловко.
– Мы же все равно что-то едим.
– Я сказал банкета…
– А если мне хочется для тебя что-нибудь вкусное сделать?
– Хорошо, сделай. Теперь пошли назад.
– Почему? Еще рано.
– Твои будут волноваться. Они недавно пережили бандитский наезд.
Он проводил ее до дверей, заглянул внутрь, подождал, пока она поднимется и хлопнет дверью.
На Вороний холм добрался пешком. Новое удивительное чувство испытал бывший афганец. Старенькие дома, щербатый асфальт, покосившиеся заборы наполнились новым удивительным светом. Город преобразился, стал своим и близким, как когда-то в детстве. Хотелось петь, но нарушать тишину ночи не решился. Поднявшись к своему домику, открыл дверь и уселся на пороге. Зверски потянуло курить. Но вспомнив Леньку Касаткина, он подумал о своей голове. Явиться завтра к Тоне обритым наголо ему вовсе не хотелось. Вздохнул и пошел спать.
Утром приехал Постников. Его глаза светились, а на щеках пылал румянец. В таком приподнятом настроении Голенев помнил Тишу, когда он еще только мечтал о цементном заводе, и они ночами до хрипоты спорили о будущем. И вот это будущее наступило.
Мэр пригласил Олега полюбоваться на разгрузку техники. Турки привезли первую партию механизмов. Кран пришел в разобранном виде и занимал три железнодорожных платформы. Когда они приехали, разгрузка уже началась. Акция и впрямь выглядела внушительно. На тракторах и бульдозерах стояли красочные эмблемы французских и немецких фирм. Вся техника сияла свежей краской и радовала глаз новизной. Вели разгрузку турецкие рабочие в ярких оранжевых спецовках. Голенев отметил, что никакой суеты и лишних движений никто не совершает. Каждый на своем месте. Перемещался один бригадир. Он оказывался там, где по ходу разгрузки возникали проблемы, и тут же их улаживал.
– Хорошо работают ребята. – Похвалил Голенев.
– Самое удивительное, что все трезвые. – Улыбнулся Постников.
В десять утра к путям прикатил черный «Мерседес». Сегодня лимузин привез самого Кащеева. Бандит выбрался из машины и минут двадцать наблюдал за турками. Дважды Голенев словил на себе его тяжелый взгляд. Потом Кащеев уехал.
– Тебе надо подумать об охране стройки. – Предупредил Олег мэра: – Этот мужик способен сильно нагадить.
– Уже распорядился. Технику будут стеречь посменно два сторожа и один, так сказать, милиционер Курдюка. Ночью им помогут собаки. Я выписал из питомника сторожевых овчарок.
Бывший афганец подумал, что для такого парня, как Кащеев, армия не велика, но высказывать свои мысли вслух не стал. Не хотелось портить праздник другу. Очень уж светился молодой мэр радостью от происходящего.
Солнце начало припекать. Олегу стало жарко и он, пожелав Тихону удачи, вернулся к себе на Вороний холм. Купаться было еще рано, а спать Олегу больше не хотелось. Он вдруг понял, что не умеет отдыхать. Раньше он об этом никогда не задумывался. Да и праздно проводить время ему давно не удавалось. А сейчас подумал и вспомнил Тоню. Ему очень захотелось снова увидеть девушку. Спокойное, уютное чувство возникало на душе при мысли о ней. Олег улыбнулся и подошел к обрыву. Внизу на выступе сидел одноногий дед Корольков, тот самый, что сторожил площадку с легковушками жирного очкарика. Дед ловил рыбу удочкой и смолил папироску. Олег снова ощутил острое желание втянуть в себя табачный дым. Ему даже показалось, что он унюхал запах цигарки инвалида. Голенев спустился вниз и подсел к деду:
– Клюет?
– Как в корыте. – Ответил Корольков, вынул свою снасть, смачно плюнул на червяка и забросил снова.
– От тебя махрой на версту разит. От твоего червяка вся рыба разбежится. – Усмехнулся Голенев.
– Говорят, надо поплевать для клева. А сегодня плюй не плюй, один хрен, тишина… Пивка бы…
– Кто мешает?
– Денег нет, вот и сижу. Посмотришь на поплавок, вроде и успокоишься. Вчера малость принял, а поутру тянет. Ты-то не пьешь?
– Пью иногда с друзьями. А сам нет.
– И не хочется? – В голосе Королькова прозвучало удивление.
– Вроде не очень….
– Ну и молодец. К нам надолго?
– Неделю собрался пожить.
– И не боишься тут один?
– А чего бояться?
– Нехорошо тут, нечисто. Люди Вороний холм стороной обходят.
– Ты о мертвецах? Мертвецов не боюсь.
Дед вдруг встрепенулся и подсек. Маленькая плотичка забилась возле его протеза:
– Попалась, падла.
– Зачем она тебе? Мелочь же.
– Ваське отнесу. Он у меня свежачок уважает. Ты мне не ответил. Одному не боязно?
– Я же сказал, мертвецов не боюсь.
– Мертвецов понятно. Тут живые найдутся, почище покойников. Рыбак зачерпнул воды в ведерко и бросил туда добычу:
– Пока тебя не было, один тип крутился.
– Кто такой?
– Мамедов, прихвостень кащеевский. Тот еще деятель.
– Бакс, что ли?
– А ты его знаешь?
– Знакомиться не довелось, но друг показал.
– Этот зря не придет. Ты нигде Кащею дорогу не перебежал?
– Не успел вроде.
Корольков еще раз повторил, что Бакс зря не придет, насадил свежего червяка, снова смачно сплюнул на насадку и забросил снасть: – Ты, парень, вроде добрый. Ехал бы отсюда…
– Своё доживу, уеду.
– Как знаешь. Я тебя предупредил, а там у тебя своя голова на плечах…
– Спасибо, дедушка. Кончишь рыбачить, поднимись ко мне в домик. На пиво выделю.
– Так это мы мигом. – Обрадовался Корольков и тут же принялся сматывать удочку.
– Чего спешишь? Твой Васька еще не обеспечен.
– Хер с ним, с Васькой. Ему сколько не принеси, все мало. А у меня душа просит.
Несмотря на свою инвалидность, Корольков передвигался быстро. Ловко выбрасывая костыли вперед, он умудрился забраться на холм раньше Голенева. Получив четвертной, поблагодарил и предложил свою удочку:
