Ему явно было не по себе под моим пристальным и умным взглядом.
— На твои щеки, — ответила задумчиво. — Ищу на них след от иглы.
— От какой иглы?
Он машинальным движением провел ладонью по лицу — зашуршала вчерашняя щетина.
— Из магии знаю, для того чтобы воздействовать на объект, в ряде случаев бывает достаточно поразить его изображение.
— Какая магия, слушай, Наташа пропала, ты что, не понимаешь?
Борис, громко сопя, выставил на столик темную бутылку со множеством наклеек. Я поставила рядом с ней заранее приготовленный стакан и блюдце с кружочками нарезанным лимоном. Себе налила из графинчика.
— Наташа пропала, — подтвердила я его вопли. — Но это не говорит о том, что с ней случилось что-то нехорошее.
— Откуда ты знаешь? — отвлекся он от сдирания пробки.
— Ей сейчас лучше, чем могло бы быть, окажись она под рукой в нужный тебе момент.
— В смысле?
А ведь не так ты, Боб, озабочен необъяснимой и досадной для тебя пропажей жены, если задаешь такие вопросы.
— Наверняка мне известно одно: она еще жива.
Он поперхнулся коньяком, но справился, допил до дна налитый стакан. «Под руку» сказала.
— Правда? — просипел, втягивая носом воздух из-под мышки. — Жива? — зачавкал лимончиком и вытер губы тыльной стороной руки.
Я рассмеялась коротко, но весело, отставила рюмку и даже немного поаплодировала ему.
— Творится что-то вокруг меня на белом свете, ничего не разберу!
Отпустило его немного после выпитого. А прилетел он ко мне в панике, побывав дома и на даче, сообразив, что дело с Натальей пошло совсем не в ту сторону, позвонив Шадову.
— Пожалуйста, меняй рубашки почаще. А то пропотел ты сегодня! Или руки тряслись, пуговицы расстегнуть трудно было?
— Что это? — мотнул он головой. — Мы вчера не перебрали!
— Вы вчера молодцами были! Ловко стрелки перевели, гуманисты! Только опять же, работать самим надо, без порученцев!
— Может, объяснишься? — попросил виновато.
— А может, ты?
— Пс-с! В чем?
Я с поклоном поднесла ему выпивку:
— Пей, разберемся!
— Да, без бутылки трудно! — И опрокинул в себя вторую порцию. — Хорошо пошла!
Я не тревожила его, пока он с ней справлялся, утрамбовывал в своих внутренностях. Мне он нужен пьяным, но не чересчур, поэтому его закуска ждала своего времени на кухне.
Я склонилась к нему и, скользя взглядом, как мягкими пальцами, по его лицу, предложила доверительно и сердечно:
— Хочешь, Боря, я помогу тебе разобраться в том, что творится вокруг тебя?
— М-м-м! — затряс головой так, что его сочные губы вместе с пухлыми щеками замотались из стороны в сторону. — Это мои дела! — пробормотал с полным ртом и затолкал в него последнюю дольку лимона. Сглотнул, вытер рот и спросил шепотом, шутовски прикрыв ладонью глаза: — Где у тебя туалет?
Пока он занимался собой, я переправила закуску к его месту потребления, расставила кое-как, полагая, что красоту заменит количество. Да и не хотелось мне для него стараться.
— О-о! — возопил Борис при виде такой роскоши. — Славно! — громко ударил в ладоши и чуть не сел мимо кресла. — Под такую закусь-то выпьем!
И этот человек прибыл ко мне, по его легенде, со сногсшибательным известием о пропаже своей жены при угрожающих обстоятельствах!
Я терпела и дожидалась. А когда он взялся за сигареты — вздохнула с облегчением и закурила тоже. Это нас сблизило.
— Ты хороший человек, Татьяна Иванова! — сообщил он, слегка запинаясь.
Так, кондиция на грани «я тебя уважаю, а ты?».
— А я — нет! — ответила как можно более развязно.
— Что? — вытаращился он.
— Я не уважаю тебя, Борис! Потому что ты плохой человек! И с этим уже ничего не поделаешь!
— Правда? — растерялся он. — Может быть…
— Может быть! — перебила его я. — Но для этого тебе надо рассказать очень многое, почти все! Вот тогда я сумею тебе помочь. Тебе и твоей жене.
Он откинулся на спинку кресла, погладил себя рукой по выпирающему животу, подпер щеку ладонью, жмурясь от дыма зажатой между пальцев сигареты.
— Я не думаю, что ты сможешь мне помочь! — изрек наконец, и вид у него при этом был важный.
— Смогу, Боря, — выкрикнула в его темные глаза, — если ты перестанешь так отчаянно бояться!
— Ты думаешь, я боюсь?
Он пребывал в луже пьяной невозмутимости. Самое трудное сейчас было не обидеть, сдержаться, хотя десятки убойных эпитетов в его адрес крутились на кончике моего языка.
— Нет, ты не боишься, — проговорила насмешливо, — ты отчаянно трусишь!
— Я! Почему?
— Судя по тому, кем ты являешься перед тестем — да, перед Шадовым, — власти у тебя нет, значит, ты боишься из-за денег. Бедность и Синицыны — понятия из разных концов света, значит, боишься из-за больших денег. Это так?
— Так! — Он сильно мотнул головой. — Но кто тебе сказал? Андрей?
— Мне сказал Серега, которого ты сегодня отправил на своей машине за женой на дачу.
— Серега? — всполошился он. — А где этот грязный Серега? И где моя машина? И где моя жена, черт бы вас всех побрал!
Он размахнулся, чтобы садануть кулаком по моему стеклянному столику, но я перехватила его руку в самом начале движения.
— Выпей! — прошептала в пылающее огнем ухо.
— Да! — согласился сразу. — Надо!
Я налила ему чуть-чуть — на полтора пальца, не больше, — и вернулась к своей сигарете.
— Хорошая ты, Танечка, женщина! Не помню, говорил или нет?
— А Серега умер, Борис. Вернее, убили его.
— Убили? Сере… Что?
— Машину я тебе верну. Вот Наташу — не смогу!
— Машину! — расплылся в улыбке. — А почему — Наташу?
— Потому что нет Наташи, нету ее, понимаешь?
— Понимаю! — развел он руками. — Нету! И ее убили, и Серегу! А машина — есть! Только если убили Серегу, то кто тогда убил жену?
Он моргнул с замедлением и воззрился на меня рыбьими глазами.
— Ты скажешь мне, Тань?
— А надо?
— Да-а! — пробасил убедительно.
— А ты скажешь мне, чем она тебе так мешала?
— Она мне не мешала! — взвизгнул, перейдя на фальцет, и, подавшись вперед, сообщил, водя перед носом пальцем: — Она им мешала! — И, плаксиво скривившись, попросил: — Выпьем, а?
