Те держали в штате или приглашали аккордно художников, затейников, хореографов и т. п. Вся эта братия числилась при клубах или Домах культуры, кому как повезет. Там же могли храниться и плоды их трудов, в том числе и такие крупные и перезрелые, как портрет неизвестного мне военачальника.
В этом направлении и попробуем поискать.
Вернувшись домой, я вооружилась листом бумаги и телефонной книгой.
В мой список должны были войти телефоны клубов, Домов и Дворцов культуры тех предприятий города, которые, первое — таковые имели, и второе — существовали примерно пятьдесят лет назад.
Через пару часов интенсивного труда, к моему приятному удивлению, выяснилось, что список этот не слишком велик: он включал двадцать три пункта. Я понимала, что он, возможно, неполон, но важно было начать.
Первый мой звонок был сделан директору Дома культуры завода «Серп и молот».
— Алло, — ответил мне приятный женский голос.
— Здравствуйте, мне хотелось бы поговорить с директором Дома культуры.
— Здравствуйте, я вас слушаю.
— Моя фамилия Иванова, я представляю норвежскую культурологическую организацию, — беззастенчиво соврала я.
— Очень приятно, меня зовут Маргарита Дмитриевна Рудакова.
— Очень приятно. Маргарита Дмитриевна, организация, которую я в данный момент представляю, осуществляет программу, финансируемую Нобелевским комитетом и королем Норвегии, направленную на сохранение памятников культуры эпохи деспотизма и тоталитаризма. В частности, меня интересуют живописные портреты руководящих деятелей той эпохи. Не могли у вас сохраниться подобные полотна? Я имею право оплатить интересующие нас экземпляры наличными, в том числе твердой валютой. Предпочтение будет отдано крупногабаритным экземплярам.
Закончив свою тираду, я замолчала. Молчала почему-то и моя собеседница.
— Алло, Маргарита Дмитриевна, вы меня слышите?
— Да, слышу, — взволнованно подтвердила Маргарита Дмитриевна, — но ваше предложение так неожиданно… я пытаюсь вспомнить, что у нас осталось. Есть большое количество членов Политбюро, я имею в виду их портреты, разумеется, — смущенно поправилась она.
— За какой период?
— Я думаю, года с пятьдесят пятого до самого последнего состава.
— Какого формата?
— Небольшого, — опять смутилась Маргарита Дмитриевна, как будто по ее личному недосмотру портреты были сделаны недостаточной величины, — их, видимо, носили на праздничные демонстрации.
— Это не то, — поморщилась я, — упаднический стиль. Нужно что-нибудь пораньше и побольше.
— Таких, к сожалению, нет. Многое было уничтожено в пятидесятые годы, когда стали бороться с культом личности, — виноватым голосом объяснила Маргарита Дмитриевна.
— Очень жаль. Не бережем мы, деятели культуры, народное достояние, — менторским тоном посетовала я.
Кажется, я слишком глубоко вошла по системе Станиславского в роль представителя культурологической международной организации.
— Вы правы, к сожалению, — совсем упавшим голосом согласилась она. — Посмотрите еще. Может быть, что и сохранилось. Я перезвоню вам через пару дней. До свидания.
— До свидания, звоните, — прошептала огорченная Маргарита Дмитриевна.
Результат разговора с Маргаритой Дмитриевной вселил в меня новые надежды.
Если везде также, как на заводе «Серп и молот», портреты сталинской эпохи были уничтожены, а это похоже на правду, то круг моих поисков здорово сужался, а сам процесс упрощался. Действительно, гораздо быстрее и приятнее выяснить по телефону, что интересующих меня полотен не существует, чем копаться в пыльных хранилищах.
Вдохновленная этими соображениями, я с удвоенной энергией взялась за телефон.
Семнадцатым номером в моем списке значился Дом культуры железнодорожников. Добралась я до него примерно часа через полтора, после пятнадцати звонков, в той или иной степени похожих на первый.
Официальным представителем железнодорожной культуры в нашем городе оказался мужчина.
Выслушав мою стандартную норвежско-нобелевскую тираду, он радостно сообщил, что такие картины у них есть, и он готов принять, за соответствующую, разумеется, мзду, посильное участие в их спасении для мирового сообщества.
Я, в свою очередь, заявила, что за мной дело не станет и что я немедленно выезжаю.
* * *
Оплот культуры тружеников стальных магистралей размещался в трехэтажном здании довоенной постройки.
Вход охраняла старушка, вооруженная вязальными спицами, которыми она орудовала с быстротой, далеко превосходящей скорость работы Брюса Ли с нунчаками даже в его лучшие годы.
Видимо, это должно было произвести на предполагаемых грабителей необходимое устрашающее впечатление.
Кроме старушки и директора, которого я нашла в кабинете на втором этаже, в здании никого не было видно. Директор, Сергей Иванович, полный седоволосый мужчина пенсионного возраста, встретил меня весьма любезно. Не откладывая дела в долгий ящик, он проводил меня на третий этаж, в обширный высокий зал, на двери которого висела табличка с загадочной надписью «Студия».
«Студия» была заставлена мольбертами, станками и прочими атрибутами изобразительного искусства.
Мы прошли через зал к маленькой двери. За дверью скрывалась тоже довольно вместительная кладовка.
В отличие от зала, щедро освещенного полуденным летним солнцем через высокие стрельчатые окна, в кладовке, лишенной окон, царил полумрак.
Скудный свет единственной запыленной лампочки через некоторое время, необходимое для привыкания глаз, позволил установить, что, помимо предметов сугубо хозяйственного назначения: ведер, швабр и стремянок, на широких стеллажах, расположенных вдоль стен до самого потолка, лежали предметы, имеющие отношение к искусству. А именно: бюсты классиков марксизма-ленинизма, флаги, транспаранты, банки с красками, малярные валики и т. п.
Протиснувшись боком вдоль стеллажей, Сергей Иванович подвел, а точнее подтащил меня к самому дальнему и самому длинному стеллажу у задней стены кладовки.
— Вот, — удовлетворенно проронил он, — то, что вам надо. На всех полках стеллажа можно было видеть свернутые в рулоны холсты разной длины и толщины.
Я думаю, это действительно было то, что нужно мифическому культурологическому фонду. А вот то, что нужно мне, необходимо еще поискать.
Толстый слой пыли на холстах указывал на то, что поиски будут не из приятных.
Внезапно мне в голову пришла счастливая мысль о том, что источник неприятностей может стать источником информации.
Я как можно любезнее улыбнулась Сергею Ивановичу и попросила:
— Сергей Иванович, вы не будете так любезны, поставить сюда стремяночку повыше?
