— За вторым коленом лагерь. И охрана. — Лёха спрятал карту в карман. — Так что это — единственное более-менее удобное место. Ну, что, вперёд и с песней?
* * *
Телефонный звонок застал Щетинина, когда тот покинул управление и шёл к служебному авто. СЧХ посмотрел на дисплей, который указал, что номер звонящего абонента определить нет никакой возможности. «Любопытно», — хмыкнул подполковник. Его знакомые такими прибамбасами не пользовались. Значит, звонил чужак.
СЧХ нажал на кнопку приёма:
— Слушаю.
— Подполковник Щетинин?
— Да. А кто вы?
— Ельцов. Юрий Николаевич.
СЧХ встал, будто с ходу врезался в невидимую стену.
— Вот как? Признаться, только что собирался с вами встретиться. Как говорится, на ловца…
— Знаю. Я сразу понял, что как только вы познакомитесь с информацией, высланной вашим дядей, тут же решите навестить меня.
— Откуда вам известно, что мне выслали информацию?
— Предположил. Успокойтесь. Вашу почту не проверяют. Никак не могут найти к ней подходы. А вот то, что Вилен Иванович выслал отчёт о проделанной работе, не сомневаюсь. Ведь не зря же его люди полдня провели в архиве РАН. Простая логическая цепочка.
— Что ж. Рад, что вы сами начали этот разговор. У меня к вам есть ряд вопросов…
— Сергей Викторович, — перебил Ельцов, — давайте вопросы и ответы оставим на потом. Сейчас есть дела поважнее, нежели наша беседа.
— Да неужели? — СЧХ не смог сдержать иронии в голосе. — А вот мне кажется, что именно сейчас самое время нам увидеться.
— Не получится. — Декан отвечал спокойно, уверенно. И это Серёге очень не нравилось. — Меня нет в университете. Впрочем, как и в городе.
— И где вы, если не секрет?
— Скажем так: в пути.
— Решили сбежать?
— Нет. Впрочем, сейчас не это главное.
— А что главное?
— Родственники вашего друга, Сергея. Они в опасности. Десять минут назад боевики вычислили, что Санатовы находятся в одном лечебно-оздоровительном учреждении. Туда только что выехали группа. Будут через сорок минут.
— То есть… — Щетинин от растерянности потерял дар речи.
— Не теряйте время. Возьмёте боевиков — узнаете, где жена Урманского. Это единственное, чем могу помочь.
Щетинин хотел задать ещё пару вопросов, но телефон подал сигнал, что абонент ушёл со связи.
* * *
Группа шла скорым, маршевым шагом. Причём Савицкий изо всех сил старался не отставать, хотя и было заметно: усталость брала своё. А после того как Савицкий пару раз чуть не упал, Сашка принял решение идти рядом с ним. Лёха это отметил, но промолчал. Группа передвигалась по прибрежной гальке, так что следов оставить не могла.
— А что дальше-то произошло? — Рыбаков решил вернуть Савицкого к недосказанной истории, заодно подхватив того под руку.
Владимир Сергеевич понял, что имел в виду майор. А потому с придыханием тут же продолжил рассказ:
— В конце января 1969-го Колодникову сообщили из Академии наук о том, что решение ЦК о затоплении района, в котором найдено строение, реализуют раньше сроков. Академик, понятное дело, засуетился.
— И тогда вышел на Дмитриева?
— А вот тут вы ошибаетесь. — Савицкий снова споткнулся, но благодаря Сашке устоял на ногах. — Они познакомились раньше. Случайно. Батя помог академику с оборудованием для последней экспедиции. Первоначально предполагалось, группа будет состоять из студентов вуза. Под руководством преподавателя института, то есть аспиранта Дмитриева. Таким образом, Иван Иннокентиевич рассчитывал за полгода подготовить и ввести в состав экспедиции своих историков. Но во втором семестре академика неожиданно загрузили по полной программе в Хабаровске. Не знаю, специально или нет, но в Благовещенске он стал появляться только наездами и только на выходные. Ясное дело, подготовить команду из историков в таких условиях он не мог. Из хабаровских студентов комплектовать группу Дмитриева было нельзя: это сразу бы вызвало массу подозрений. Потому и было принято решение набрать группу из геологов. Опять же, поначалу думали взять студентов, но в марте Дмитриеву пришла в голову идея восстановить свою старую команду. Из проверенных людей. А из студентов пригласил только меня. Кстати, решение это сыграло положительную роль при аргументации проведения экспедиции в разведуправлении. И дало нам возможность добраться без приключений до Норы.
Майор более внимательно посмотрел на речку. А Гилюй-то, кажется, поуже стал. Или кажется?
— А что случилось здесь, когда вы вышли к Гилюю?
— А мы до Гилюя не дошли. — Старик остановился, с трудом перевёл дыхание. — Там, — кивок головой назад, — у «оленёнка» базировались. Точнее, ниже, в болотах. Где сейчас море плещется. А потом появились эти… Батя через день отправил эвенка в Зею. А к вечеру они в лагерь нагрянули. Нас разъединили. Всех, по отдельности, упаковали в палатки. А на следующий день… — Савицкий провёл языком по пересохшим губам. — На следующий день посадили в круг костра. Утром.
— Кто посадил? Что за люди?
— До сих пор не имею понятия. Там были и солдаты — в окружении, метрах в пятидесяти от нас. Но ни с нами, ни с нашими конвоирами солдаты не контактировали. С нами работало пять человек. Одетые в гражданское. Один из той пятёрки спросил, кого Батя возьмёт с собой? Дмитриев долго смотрел на каждого из нас, а после назвал имена Профессора и Бороды. К обеду их троих увели. А вечером… — Было видно, что Владимиру Сергеевичу с трудом даются воспоминания. Старик побелел, морщины на лице ещё больше очертились. Голос сел и вырывался из глотки с хрипотцой. — А вечером принесли Бороду. Точнее, то, что от него осталось.
— Они что, принесли труп?
— Если бы. Борода был жив. Только это уже был не наш Борода. — Савицкий поднял взгляд на собеседника. — Его принесли со связанными руками и ногами. Он всё время вырывался. Рот завязали тряпкой, чтобы не орал. А когда от бессилия он уже не мог орать, начинал хрипеть. Или выть. По-звериному. И глаза у него были такие… Мутные. Прозрачные. Страшные. В такие глаза смотришь, и… Ночью у него пошла кровь горлом. Наутро Борода скончался.
— А Дмитриев с Профессором?
— Их я не видел. — Савицкий отрицательно покачал головой. — Мы остались вдвоём с Балтикой. А на следующее утро они и Балтику куда-то увели. Причём он шёл сам, как сейчас помню. Никто его не заставлял. Руки были свободны. Он мне ещё помахал, подмигнул. И, самое странное, с ним шёл только один сопровождающий. Балтике его скрутить — плёвое дело. Я это очень хорошо помню. А на вечер всё повторилось. Балтика тоже умом тронулся. Тем же днём меня поставили перед выбором: либо я повторяю путь Бороды и Балтики, либо забываю обо всём, что видел. Предложили жильё и работу в Москве, в отличном месте. С условием, что я никогда и никому не расскажу о том, что здесь произошло, а также, что я никогда не наведаюсь в эти места. — Савицкий стёр тыльной стороной ладони соринку со рта. — И я смалодушничал. Дал согласие. В тот же день меня вывезли из лагеря. Так я оказался в Москве… Сорок лет меня мучила совесть, что я бросил своих товарищей и сбежал. Иногда успокаивал себя, мол, а вдруг и они остались живы, Батя с Профессором? И все эти сорок лет за мной следили. Эти постоянные проверки, звонки, невозможность выехать не то что из страны, из города… А два года назад наконец решился. И начал действовать. — Лёгкая улыбка коснулась губ Савицкого. — Из меня вышел неплохой конспиратор: два года водил за нос эту братву.
