СЧХ мысленно открутил беседу назад, пытаясь припомнить всё сказанное задержанным. Дословно. И облегчённо выдохнул:
— Говоришь «начальник»… — Подполковник придвинул к себе телефонный аппарат. — Откуда ты, дедушка, слов-то таких нахватался? Инженер, с безупречной репутацией. — Он снял трубку. — Воропаев, не спишь? Молодец. Давай ко мне, нужно снять пальчики у одного человечка. И немедленно отправить в Центральное. Информация нужна срочно!
Щетинин всё время разговора наблюдал за реакцией собеседника. Отметил, как у того натянулась кожа на небритых скулах. Как заходил кадык на тонкой, морщинистой шее. И как во взгляде что-то изменилось. Быстро, почти незаметно.
— Что так напрягся, дедушка? — подполковник снова наклонился к собеседнику. — Али таки у меня выйдет?
— Что было, то быльём поросло. — Из горла старика вырвался хрип. — И я за то срок отмотал!
— Вот даже как… Стало быть, зону топтали? А сначала говорил, мол, чист.
— То было давно…
— Может быть. Не знаю. Проверю. — СЧХ вернул трубку на аппарат. — А сынок твой знает о бурной молодости папаши? — Щетинин делал выводы вслепую, но все они попадали «в десятку». — Как понимаю, фамилию он носит не твою. Мамкину. Да и ты сам, дедушка, когда женился, её фамилию взял? Точно, так оно и было. Любопытно, что будет, когда у твоего сына, в Новосибирском Академгородке начнутся проблемы из-за папочки-зека? Ведь одно дело числиться «в ящике» сыном инженера, и совсем иное — бывшего заключённого. Я так понимаю, статью ты мотал не по политическим мотивам? Учёный — сын уголовника. Любопытная комбинация!
Старик с силой сжал кулаки:
— Не посмеешь…
— Сомневаешься? Напрасно. — Подполковник приблизил своё лицо к лицу собеседника. — Если бы ваша гоп-компания не схватила жену профессора, я бы так не поступил. Но вы, ребятки, первыми пошли на беспредел. И никто вас к этому не подталкивал. Сначала Гаджу под колёса кинули. Потом супругу Урманского в подвал упрятали. Семью друга моего едва не повязали. Про себя молчу, я на службе. Но знаешь, дедушка, тоже неприятно, когда тебе в спину из ствола шмаляют. Так что на совесть не дави, там глухо. А теперь не будем терять время. Предлагаю обмен. Ты открываешь информацию, я закрываю глаза на твоё прошлое. Торг неуместен. Времени на раздумья нет. Мои друзья на Гилюе скорее всего уже в ваших руках. Потому хочу знать всё.
— У тебя же Ельцов. Почему у него не спросишь?
— Ельцов в Зее. А по телефону — не разговор, — схитрил подполковник. — О чём тебе прекрасно известно. Так что с ним позже пообщаемся.
Старик прошёлся пальцами по пуговицам пиджака, распахнул полы.
— Жарко тут у вас.
Щетинин начал приподниматься с места:
— Я так понял, не договорились.
— Сядь, начальник, — глухо произнес старик. — Что тебя интересует?
— Для начала: кто из твоих гостей — спец по отслеживанию телефонных звонков и компьютерных сетей?
Старик провёл рукой по небритому подбородку. С силой провёл. Будто втирал щетину обратно в кожу. После чего ответил:
— Гризли.
— Что за гризли? Кличка, что ли?
— Они все только по кликухам отзываются. Точнее, по позывным.
— И где он?
— В тайге. На Гилюе.
— А кто его здесь подменяет?
— Никто.
— А как же вы нас прослушиваете?
— Уже никак. Теперь всё сконцентрировано там, на речке. И как это делает Гризли — понятия не имею.
— Ладно, оставим в покое медведя. Сколько человек на Гилюе?
— Не знаю. — Старик говорил тихо, но обречённости в его голосе Щетинин, как это ни странно, не услышал. — Все, кто оставался в Благовещенске, теперь у вас. — Небрежная улыбка коснулась губ задержанного. — Да, собственно, здесь уже и делать нечего. Остаток перекинули на Гилюй. Двоих. А вот сколько их в тайге — понятия не имею. Честно. Да мне бы и не сообщили. Перед ними своя стояла задача. Передо мной — своя.
— И что же это была за задача? — СЧХ почувствовал вторую волну гнева. — Ликвидировать моих друзей? Убить жену Урманского, как вы это сделали с Гаджой?
— Эй, начальник, уменьши обороты! Ишь, какой резвый! — Дед окинул следователя тяжёлым взглядом. — Ты мне не приписывай того, чего не было. И вообще, Гаджу не должны были убивать. Приказ пришёл только изолировать. На некоторое время. Вывезти из города. Леший, гадёныш, переусердствовал. Собственно, с этого всё и началось. Я ведь так понимаю, именно с Южно-Сахалинска вы нам на «хвост» присели? Точно, с него. А ведь я был против изоляции, да кто ж старика послушает. — Задержаний вторично вскинул глаза на подполковника. — А отца твоего друга, кстати сказать, никто не убивал. Как и его экспедицию.
Щетинин замер.
— То есть?!
— А то и есть! — отрезал старик. — Хочешь — верь, хочешь — нет, только жив Дмитриев. Юрий Геннадиевич.
— Как «жив»?
— А вот так. Жив и всё.
Часть четвертая
Гилюй — Зея — Благовещенск — Москва
Мишка, превозмогая головную боль, с трудом раскрыл глаза. В области темени немилосердно ломило. Виски разрывало от толчков крови. А в глазах — мрак.
— Очнулся? — несильный, но довольно ощутимый удар армейским сапогом по ноге заставил поморщиться. — Нечего было брыкаться.
Тёплая вода из фляжки потекла тонкой струйкой на лицо. Стало немного легче. И на небе проявились звёзды. Мишка со стоном хотел было повернуться на бок, но понял: ничего не выйдет. Руки и ноги оказались крепко связанными.
— Кто вы? — прохрипел он.
— А то не знаешь? — вяло отозвался голос в темноте. — Лежи, не рыпайся. Гризли, что там?
— Мобила пуста, — произнес сочный баритон. — Всё стёрли.
— Восстановить можно?
— Пробую…
Дмитриев почувствовал, как чья-то рука с силой сжала плечо:
— Где декан?
— Какой декан? — Мишка попытался голосом показать удивление, впрочем, у него не получилось. — Не знаю никакого декана.
— А ты вспомни. — Рука сильнее сжала плечо. — Того, к кому вы ходили с Урманским.
Мишка не сдержался, охнул: хватка у мужика оказалась стальной.
— Ельцов, что ли? Так он же в Благовещенске.
— Ответ неправильный.
Лицо незнакомца мутным пятном склонилось над пленником, заслонив и без того блеклый свет луны. Мишка отметил, что не ощутил запаха, исходящего от противника. Ни еды, ни одежды — ничего. Впрочем, эта мысль тут же пропала в болевых ощущениях: враг коротким, точечным ударом, приложился к его почке. Боль на мгновение сковала тело.
