Его передернуло от озноба. Ему вдруг почудилось, что ночной лес окружен и полон спецназовцев, только и ждущих команды открыть огонь на поражение.
— Мои соболезнования, — пробормотал он.
— Спасибо. — Сердюк дернул плечами. — Хотя мне они ни к чему. А мертвым хлопцам и подавно.
Не найдясь с ответом, Евсеев кашлянул в кулак. Пройдя кровавую школу «пса войны», он и сам никогда не скорбел о погибших. Мужчина на войне быстро излечивается от сентиментальности. «Умри ты сегодня, а я завтра», — говаривали когда-то лагерные воры. Этот лозунг можно было бы написать на знаменах всех наемников. Хотя знамена им были ни к чему. Они убивали и рисковали собственными жизнями исключительно ради денег.
— Моя информация подтвердилась? — осведомился Евсеев, решив, что это самый простой способ перейти к разговору об оплате его услуг.
— Вот его спрашивай, — предложил Сердюк, указав на Кроху.
Тот непонимающе наморщил лоб:
— Какая информация?
— Насчет вентиляционной установки в вагоне, — напомнил Евсеев. — Вы же туда сперва газ хотели пустить.
— Лучше бы пустили, — процедил Кроха.
— Как так? Ведь установка же!
— Лично я ее не видел. Может, ты выдумал все? Денежки-то нужно отрабатывать, а?
— Это предъява? — ощерился Евсеев. Как и все его сообщники, он легко и охотно переходил на блатной жаргон.
— Не обращай внимания, — сказал Сердюк, примирительно похлопав подельника по напрягшемуся плечу. — Это у Стефана юмор такой, черный. Мы сегодня трех наших хлопцев схоронили.
На самом деле никаких похорон не было и не намечалось, поскольку тела убитых товарищей никто не забирал. Но ни Евсеев, ни Стефан не стали поправлять командира. Обычно смерть таких, как они, была собачьей, но признавать это не хотелось.
— Жаль, — пробормотал Евсеев. — Жаль их, в смысле — хлопцев. — Он деловито кашлянул и скользнул настороженным взглядом по черным зарослям вокруг. — Слушай, Петро, — сказал он. — Времени у меня в обрез. До рассвета нужно спрятаться где-нибудь, сам понимаешь.
— Понимаю, — кивнул Сердюк. — Деньги хочешь получить?
— Что заработал, то мое, — со значением произнес «пес войны» Евсеев, на памяти которого было несколько случаев, когда ему не хотели платить обещанное.
Он знал, как поступит, если Сердюк заартачится или попросит подождать недельку… месяц… пару месяцев… Он кивнет и отправится прочь, не вступая в дискуссию. Но уйдет недалеко. Бесшумно вернется, прячась за деревьями, и перестреляет всю шайку-лейку. Потому что наемник, которого кинули хоть однажды, теряет свою репутацию навсегда. С ним больше никто не считается. О него вытирают ноги.
— Так как? — почти весело спросил Евсеев. — Заплатишь?
Сердюк в который раз пожал плечами.
— Селезенка! — окликнул он. — Найди под сиденьем конверт с цифрой «10» и тащи сюда.
Полминуты спустя Селезнев уже протягивал конверт приятно удивленному Евсееву.
— Пересчитай, — равнодушно предложил Сердюк.
— Я тебе верю.
С этими словами Евсеев заглянул в конверт, пощупал несколько купюр, оценил толщину пачки. Кроха следил за ним исподлобья, его глаза сверкали нехорошим блеском.
— Порядок, — сказал Евсеев. — До встречи, парни. Я пошел. Мне еще пилить и пилить своим ходом.
— Давай, — откликнулся Сердюк, пожимая протянутую руку.
— Удачи, — сказал Селезнев.
А Стефан Кроха задрал голову, словно его настолько заинтересовало звездное небо, что он позабыл о присутствующих.
— Ему ты заплатил, Петро, — прошипел он, когда шаги Евсеева отдалились.
— Я слов на ветер не бросаю, — отрезал Сердюк.
— Для меня, значит, десять штук пожалел, а этому хмырю…
— Я сказал тебе, что есть вариант, помнишь?
— Помню. Но не объяснил какой.
Сердюк наклонился к собеседнику и понизил голос:
— А что тут неясного? Твоя премия там… — он указал пальцем в темноту, где хрустел валежник под ногами Евсеева. — Бери, если хочешь. Лично я ничего не знаю и знать не хочу.
— Я тоже, — поспешил поддакнуть Селезнев.
— Но без шума, — предупредил Сердюк.
Кроха деловито кивнул, положил «Узи» на землю и, доставая на ходу нож, бросился в лес. Бег его был бесшумен, а минут пять спустя из чащи донесся сдавленный крик.
— Евсей, — определил Селезнев.
— Не медведь, — согласился Сердюк. — Заводи мотор и готовь аппаратуру. Пора на связь выходить. Как-никак не с пустыми руками с охоты возвращаемся.
И он легонько пнул серебряный контейнер.
Несмотря на то что дело шло к рассвету, Карл Лонгмак не спал, не имел права спать.
Ядовито-желтый, как недоспелый лимон, маркер гулял по листу бумаги с отпечатанным на нем текстом. Мистер Лонгмак правил сводку новостей об очередном запуске российской космической ракеты, подготовленную московским отделением американского телеканала для передачи в эфир США. Бессмысленное занятие. Никому в Америке новости о достижениях русских в области ракетостроения не интересны, никто их транслировать не собирается, разве что чертова ракета взорвалась бы при запуске и взрыв унес бы жизни хотя бы пары человек.
Размышления о взрыве перешли на загадочный тромонол, который вот-вот должен был стать достоянием Соединенных Штатов. По времени операция по захвату сверхмощной взрывчатки подходила к концу.
Лонгмак не допускал и тени сомнений в успехе. Негативные мысли влекут за собой негативные события и наоборот. Лонгмак мыслил позитивно. Кроме того, он просчитал все варианты и учел каждую мелочь. Отрицательный результат попросту исключался.
Довольный собой, американец откинулся в кресле и принялся есть теплую пиццу, разогретую в микроволновке. Ему нравилось брать ломти пальцами, пачкая их в красном соусе. Он походил на кровь, которой он в свое время пролил немало. Слизывая соус, Лонгмак вспоминал страны, где ему довелось побывать в качестве агента ЦРУ. Имена и лица покойников давно стерлись из памяти, а если бы и нет, то это не испортило бы аппетит американцу. Его организм работал превосходно. Вот что значит постоянная забота о здоровье.
Лонгмак знал, что в свои пятьдесят выглядит безупречно, и гордился своей внешностью хорошего парня из боевика. Чувственные губы, честные ясные глаза, крутой подбородок, свидетельствующий о сильном характере. В России он чувствовал себя белой вороной.
«Отвратительная страна, — подумал он, жуя очередной кусок пиццы. — Разве такой судьбы я достоин? Обидно торчать по ночам в офисе, ожидая звонка какого-то грязного украинского террориста».
Покончив с трапезой, он встал и прошелся по большому полупустому кабинету с постоянно опущенными жалюзи на трех окнах. Строгая офисная мебель, несколько дипломов на стене, бесшумный кондиционер, на столе фотография семейства Лонгмаков. Симпатичные дочурки и красавица жена, которых Карл видел только на фотосессии, потому что они были такой же фикцией, как дипломы, вымышленное имя Карла Лонгмака и его пост в представительстве телеканала. Тем не менее ему нравилось воображать, что где-то в Массачусетсе или в Новой Англии его действительно ждет дружное семейство, в кругу которого так приятно лакомиться рождественской индейкой под клюквенным соусом.
