Мужчины встали, чтобы лучше видеть.
— Ну и взрывчатка, — сказал первый. — Сама с гулькин нос, а моща-то, моща!
— Ни тебе фугасов, ни тебе гильз, — поддакнул второй. — Знатная штука. С нею можно запросто Нью-Йорк за день разнести.
— На кой нам Нью-Йорк сдался?
— Ну, если полезут.
— Не полезут. — Первый шумно втянул носом воздух и сплюнул, попытавшись попасть в шмеля, кружащегося над полевым цветком. — Покуда у нас такие штуковины имеются, ни одна тварь к нам не сунется…
Иными словами, но примерно то же самое думали командиры двух подрывников, наблюдавшие за происходящим сквозь окуляры сверхмощных биноклей и телескопических труб. Испытание прошло более чем успешно. Не скрывая удовольствия, седовласый генерал поманил к себе порученца. Так великолепно проявившему себя тромонолу предстояло долгое путешествие в Челябинск, где его надлежало усовершенствовать, испытать в более сложных условиях и передать специалистам для запуска в производство.
По долгу службы генерал был прекрасно осведомлен о всех взрывчатых веществах, применяющихся на планете. Но тромонол, это детище взрывотехники и современнейших нанотехнологий, превосходил все известное до сих пор человечеству.
Эпоха пороха, гексогена и пластида постепенно уходила в прошлое. Ученые военных ведомств лихорадочно изобретали все новые и новые взрывчатые вещества. С каждым годом уменьшалась их масса и повышалась поражающая сила. Ракеты и бомбы становились легче, летели быстрее и дальше, обладая при этом поистине убийственным эффектом.
По мнению генерала, у тромонола было великое будущее. Он не вызывал трудностей при хранении, легко транспортировался, не мог быть обнаружен с помощью служебных собак и, главное, стоил достаточно дешево, чтобы не нагружать и без того перегруженный военный бюджет России.
Щепоткой новой взрывчатки можно было разнести в клочья грузовой автомобиль, а двести граммов тромонола не оставили камня на камне от специально возведенного для испытаний особняка. Выявить присутствие этого дьявольского вещества не получалось даже посредством спектрометрии, потому что оно попросту испарялось до последней молекулы.
— Пентагон теперь попляшет, — пробормотал генерал, оглаживая ладонью свежевыбритые, наодеколоненные щеки.
— Простите? — подал голос порученец.
Генерал уставился на него непонимающим взглядом, потом суровые морщины на его челе разгладились.
— Пусть готовят вагон и группу сопровождения, — сказал он. — И чтобы ни одна живая душа…
Не договорив, он сжал кулак и потряс им перед носом младшего офицера.
Козырнув, тот побежал выполнять поручение.
Глава вторая
В путь!
Воскресенье, 12 мая
Казанский вокзал в Москве, как всегда, был шумен и многолюден. Величественный, как средневековая крепость, он работал на пределе возможностей. Прибывали и убывали поезда, сновали туда-сюда пассажиры и провожающие, безостановочно звучали объявления, заставляющие толпы людей устремляться в разных направлениях.
В 15.00 пригласили на посадку тех, кто собирался отправиться в далекий город Челябинск. Поезд подали на четвертый путь. Возле синих вагонов стояли проводники, которые проверяли билеты и давали лаконичные справки суетливым пассажиром.
Внимательный наблюдатель заметил бы, что последний — четырнадцатый — вагон почему-то не пользуется популярностью. Туда вошли, один за другим, восемь крепких мужчин с большими спортивными сумками, и дверь за ними моментально захлопнулась. Ни проводника, ни проводницы. И ни одной скучающей физиономии за мутным окном. Как будто вошедшие в вагон вдруг испарились.
Но все восемь были живы-здоровы и, надо сказать, неплохо себя чувствовали.
Во-первых, они были полными хозяевами в вагоне, замаскированном под обычный, но имеющем внутри лишь пять, а не стандартных восемь пассажирских купе. Во-вторых, каждый из них чувствовал себя в полной безопасности за бронированными окнами и дверями, снабженными специальными замками. В-третьих, поездка обещала быть долгой и приятной, без всяких происшествий и форс-мажоров, поскольку проводилась в обстановке полной секретности, так что никаких чрезвычайных происшествий и неожиданностей ожидать не приходилось.
— Ох и высплюсь же я, — мечтательно проговорил Глеб Галкин, потягиваясь при этом несколько жеманно, в полном несоответствии со своей внешностью грозного викинга. — Почти сорок три часа в пути. Это если без опозданий.
Георгий Николаевич Белоусов посмотрел на него с нескрываемым неодобрением.
— Я тебе высплюсь! — прикрикнул он. — Мы тут не на прогулке, парень.
Эти двое являлись штатными охранниками службы безопасности того самого научно-исследовательского института, где изготовили опытные образцы тромонола. Теперь им предстояло сопровождать серебристый контейнер в пути, отвечая за него головой. Белоусов, назначенный начальником конвоя, не собирался давать никаких поблажек своему подчиненному.
Вооруженные одинаковыми пистолетами Макарова, конвоиры занимали четвертое купе. Раскладывая вещи и стеля постели, они постоянно задевали друг друга, поскольку являлись мужчинами крупными и довольно неуклюжими.
Галкину минувшей зимой перевалило за тридцать, у него было волевое лицо, светло-серые глаза и нос картошкой, что несколько портило его мужественный облик. Свои вьющиеся светлые волосы он стриг под полубокс, оставляя небольшой задорный чубчик на гладком лбу, лишенном всяческих признаков не то что нынешних, но и будущих морщин. Рубашку цвета хаки, облегающую рельефную мускулатуру, он заправлял в джинсы, а джинсы подтягивал так высоко, что можно было разглядеть очертания его сдавленных гениталий и выставленные напоказ носки канареечного цвета.
Белоусов предпочитал одежду мешковатую, темную, без затей. Был он мужчиной кряжистым, обстоятельным, степенным. Никаких усов, вопреки фамилии, он не носил, к напарнику относился с большим предубеждением, а к заданию — со всей ответственностью старого служаки, готовящегося к уходу на пенсию.
Галкин считал его занудой и втайне мечтал о том счастливом дне, когда сам станет начальником службы охраны.
— Чего ты так разволновался, Георгий Николаевич? — скривился он, запихивая подушку в слишком тесную наволочку. — Мы ж тут не одни. Аж ввосьмером вместе с группой сопровождения. Боевая единица.
— У них свои обязанности, а у нас свои, — назидательно изрек Белоусов и уселся на аккуратно заправленную постель, положив жилистые руки поверх квадратного вагонного столика. — Спать будем по очереди, из купе выходить только по крайней необходимости.
— Это когда в сортир приспичит? — уточнил Галкин.
— Ну не в вагон-ресторан же? — буркнул Белоусов.
— Туда пусть лохи бегают. У меня с собой полный продуктовый арсенал.
— И пиво захватил?
