— Это Борис Павлович Сковородин. Он хочет заботиться о тебе и любить тебя, как отец. Но он не твой отец, Ярик. Борис Павлович хочет стать твоим приемным отцом. Это значит не отец, а «как отец».
Один из детдомовских мальчиков, по прозвищу Питер Пен, дважды убегавший и хорошо знавший ту жизнь, что была за стенами детдома и за забором, его окружавшим, сказал Ярославу:
— Повезло тебе, Яр. Поверь мне, это очень богатый папик!
Но Ярик сразу понял, что никакой высокий седой человек не «папик», а папа! Его, Ярослава, отец, пусть по каким-то таинственным причинам ему и не разрешают так его называть.
Хотя вообще-то Ярик очень доверял мнению Питера Пена. Все в детдоме знали, что Питер Пен во время своих побегов приторговывает собой возле одной из центральных станций метро, где обычно тусуются дети, предлагающие свои услуги гомосексуалистам. И потому в детдоме считалось, что Питер Пен разбирается в людях. То есть знает, о чем говорит.
Правда, в данном случае и сам Питер Пен не знал, насколько он прав в своей оценке.
Дело в том, что произведенная им оценка финансовых возможностей высокого седого господина, посетившего детский дом, почти в точности совпадала с оценкой американского журнала «Форбс». Журнал этот, также как и Питер Пен, считал Бориса Павловича Сковородина очень и очень богатым «папиком»! Или, говоря более привычным для журнала «Форбс» языком, состояние Сковородина оценивалось почти в миллиард долларов.
Вот такой человек и объявил Ярику, что усыновит его.
Дело в том, что у Бориса Павловича Сковородина никогда не было собственных детей. Все его трое детей были приемными. Старшая, Аня, уже стала совсем взрослой, вышла замуж и теперь ждала ребенка.
Сковородин очень радовался этому будущему внуку, однако не оставлял и другого своего плана — он мечтал усыновить еще одного ребенка. Борис Павлович любил, чтобы в доме постоянно звенели детские голоса. Это спасало его от одиночества и ощущения приближающейся старости. Так что теперь, когда старшая дочь покинула семью, в подмосковном детдоме был найден для усыновления очередной счастливец — пятилетний мальчик Ярослав.
Надо отдать Сковородину должное: все дети очень любили его. И это очень согревало душу Бориса Павловича на старости лет. Потому что, если не считать этих сирот, мало кто в стране любил Сковородина.
Дело в том, что Борис Павлович Сковородин украл у страны очень много денег. Тот самый миллиард долларов, в который и оценивал состояние Сковородина американский журнал «Форбс».
Разумеется, это не означало, что Борис Сковородин был плохим человеком. Просто он жил в стране, где хорошие люди испокон века, когда им надо было сделать что-нибудь плохое, поворачивали иконы лицом к стене. Потом возвращали их в исходную позицию и жили дальше.
Приблизительно так же решил для себя вопрос и Борис Павлович. То, что он украл, все равно кто-нибудь бы да украл. Ну, в общем, а как еще? По-другому ведь не получается. Если у населения нет ни сил, ни достоинства, чтобы защищать свои права, население все равно кто-нибудь обворует. Если общество не может защитить свое право не быть обворованным, то при чем тут Борис Павлович? И Сковородин не испытывал угрызений совести.
Зато хоть Борис Палыч украл тот миллиард с пользой для троих несчастных сирот. За одно только это, считал Сковородин, ему можно простить многое. Миллион-другой уж точно.
Жизнь сложна. И у населения уже голова пухла от этих сложностей.
Конечно, Сковородин украл очень много денег. Но он был заботливым отцом, усыновившим троих детей, что тоже правда.
Вот и выбирай, любить или ненавидеть. Уважать или презирать. В конце концов, сердобольное от природы население склонялось к симпатии и прощению.
* * *
В этот серый, квелый осенний денек Борис Палыч Сковородин задремал прямо в машине. Был он уже очень и очень немолодым человеком, и после обеда его обычно клонило в сон.
Сон, который ему приснился, был, что называется, в руку. Снились Сковородину белые, как снег, детские распашонки, пеленки и кружева. Старшая дочь Сковородина Аня накануне взяла с него обещание отправиться с ней «шопинговать» — по расплодившимся в городе шведским магазинам «Материнское счастье». Аня собиралась показывать Борису Павловичу эти самые пеленки, распашонки и кружева.
— Хорошо-хорошо, родная, — пообещал Сковородин, — договорились! Там и встретимся — возле этого самого твоего шведского «Счастья».
Вот и снился теперь Борису Павловичу такой сон: белые кружева и распашонки. Прямо горы детских вещей, возвышающихся, как сугробы. Все белоснежное, освещенное ярким, чистым, радостным светом, созвучным той радости, которую только и могут дать состарившемуся мужчине маленькие внуки.
И будто бы идет Сковородин среди этих распашонок и пеленок, как среди снега белого, и подходит к белоснежной детской кроватке. Наклоняется над ней, а она вдруг превращается на глазах в… какую-то страшную яму, где белизна снега смешивается с какой-то отвратительной желто-коричневой грязью. Такие ямы бывают, когда роют яму на кладбище зимой и могильщики выбрасывают лопатами на снег желтые комки. Они размокают на снегу, превращаясь в жидкую грязь.
Проснулся задремавший в машине Сковородин от звонка телефона.
Неприятный, страшноватый сон про детскую кроватку, похожую на могилу, и желтый грязный снег прервал один из мобильников. Тот, что был предназначен для самых близких.
Звонил начальник его охраны Захаров. То, что он сообщил Борису Павловичу дрожащим от волнения голосом, было похоже на гром среди ясного неба.
Аню Сковородину похитили, когда она парковалась возле магазина «Материнское счастье».
* * *
Везде, на телевидении и на радио, даже на музыкальных каналах в fm-диапазоне, было одно и то же: накануне неизвестные похитили дочь знаменитого Сковородина! И теперь похищение приемной дочери отечественного миллиардера фигурировало во всех блоках новостей.
Едва Филонов появился в офисе, как в дверь заглянула Арина:
— Звонили уже несколько раз из личной службы безопасности Сковородина.
— Несколько раз? Это сколько?
— Пять.
— И что же? Кто звонил? Захаров? Сам?
— Нет, его помощник.
— Ну, еще куда ни шло… — Филонов вздохнул.
— Он вообще-то хотел говорить лично с вами. Требовал номер мобильника. Я сказала, что врачи запретили вам пользоваться сотовым. Чтобы мозг не страдал от облучения.
— Умница! Надо же придумать такой диагноз… Стэплтон, вы врете также легко, как я.
— Кажется, насколько я поняла, они хотят, чтобы вы подключились к делу. Похитители требуют за дочь Сковородина выкуп, и Захаров предлагает, чтобы вы…
— У меня много работы.
— Я так и ответила.
С Иваном Захаровым, возглавляющим личную службу безопасности магната Сковородина, Дамиан был знаком лично. И отказывать ему всегда оказывалось непростой задачей. Тем более непростой — сейчас.
