— Для яиц?
— Ах вот они для чего! Так вот, раньше я держала пузырьки в ящике для мяса, но они падали и катались туда-сюда. А эти яичные углубления словно специально для них сделаны.
— И Билл выбросил все пузырьки?
— Ну… на самом деле не выбросил, но все равно что выбросил. Он их вынул и положил в коробку. А теперь не может вспомнить, куда ее дел. Когда коробка найдется, лак уже загустеет. Теперь понимаешь, почему мне нужно куда-нибудь выбраться из дома? Билл совершенно вывел меня из себя, и я должна немного остыть. Но это только первая причина.
— А есть и вторая? — спросила Ханна и села. Может, так будет меньше хотеться спать.
— Билл заявил, что раз Трейси сегодня не ночует дома, он разберется на чердаке.
— А где Трейси?
— У мамы. Она позвонила и предложила оставить Трейси у себя с ночевкой. По-моему, она чувствует себя виноватой из-за того, что так со мной разговаривала.
Ханна фыркнула:
— Виноватой? Мама?!
— Да, ты права. Такого просто не может быть. Но ужас в том, что Билл хочет, чтобы я ему помогала с уборкой, а тогда мы наверняка подеремся из-за того, что выбросить, а что оставить.
— А если ты будешь занята и не сможешь помогать, он забудет про чердак и займется чем-нибудь безобидным — например, посмотрит спортивную передачу.
— Да! Когда ты за мной приедешь?
Ханна потрясла головой, чтобы в ней немного прояснилось, и посмотрела на часы. Почти восемь пятнадцать.
— Через сорок пять минут, годится?
— Отлично. Я придумаю, что соврать Биллу. Просигналь мне, когда подъедешь, и я тут же выйду.
— Я взяла с собой список подозреваемых, — сказала Андреа, пока Ханна выруливала на дорогу. — Мы могли бы прочитать его вместе и припомнить, кто из списка был на похоронах.
— Хорошо. Куда поедем?
— К Бертранелли. Самое время съесть по пицце.
— Ты не ужинала?
— Ужинала, но совсем чуть-чуть. Билл отвратительно приготовил цыпленка. Я, пожалуй, позвоню кому-нибудь из списка, пока мы едем.
Ханна посмотрела на часы. Было пятнадцать минут десятого.
— А не слишком поздно?
— Для нас да, но я собираюсь звонить Айвену Хиллу в Калифорнию, там сейчас только семь пятнадцать.
Ханна выехала на дорогу из города. Если Андреа хочет пиццы, поедем есть пиццу.
— Кто такой Айвен Хилл?
— Отец того мальчика, который был в машине вместе с Джейми.
— Отлично, — сказала Ханна, сворачивая на шоссе. Если Нетти сказала правду, Айвену Хиллу было за что убивать шерифа Гранта. Шериф преследовал его звонками с требованиями признаться, что это сын Айвена напился и сел за руль, хотя следствие точно установило, что машину вел Джейми. Шериф Грант не хотел признавать вину своего сына даже после того, как лабораторная экспертиза определила, что содержание алкоголя в крови Джейми было в три раза выше нормы. Нетти предположила, что измученный мистер Хилл поддался искушению и положил конец этим преследованиям.
Не забывая следить за дорогой, Ханна вполуха слушала разговор Андреа с женой Айвена. Как только сестра сообщила, что шериф мертв, их разговор превратился в сплошной монолог миссис Хилл. По фразам Андреа «какой ужас» и «мне очень жаль» было невозможно понять, о чем идет разговор.
— Без толку, — Андреа отключила телефон и положила его обратно в сумочку. — За день до убийства шерифа у Айвена Хилла случился инфаркт.
— Он умер?
— Нет, но состояние тяжелое. Жена сказала, ему поставили три шунта и он до сих пор подключен к разным аппаратам. Придется его исключить из списка. Вряд ли он смог прилететь в Миннесоту, чтобы проломить шерифу череп прямо на следующий день после операции на открытом сердце.
— Да, это вряд ли, — согласилась Ханна. Они подъехали к их любимой пиццерии, принадлежавшей Бертрану и Элли Кюэн. Ни в ком из них не было ни капли итальянской крови, но зато их имена, соединенные вместе, звучали совершенно по-итальянски — Бертранелли.
— Умираю от голода, — Андреа отстегнула ремень безопасности и вылезла из грузовичка. — Остальным я позвоню, пока будем ждать заказ. Хочу фирменную пиццу Элли со всеми добавками. А ты?
— За меня не беспокойся. С анчоусами? — Ханна ускорила шаг, чтобы поспеть за Андреа. Сестра жаловалась, что у нее плохо с равновесием, но к случаям, когда на финише дистанции ее ждала вкусная еда, это, по-видимому, не относилось.
— Подожди, дай посмотрю. — Андреа неуклюже наклонилась и уставилась на свои лодыжки. Даже в неярком свете неоновой вывески, приглашающей отведать лучшей пиццы в мире, было видно, что они отекли.
— Лучше обойтись без анчоусов, — сказала Ханна. — У тебя лодыжки распухли, как сардельки.
— Вижу. В принципе, пиццу мне тоже нельзя, но очень хочется.
— Тогда нужен компромисс, — предложила Ханна. — Возьмем среднюю пиццу вместо большой, тогда ты съешь меньше.
Андреа бодро улыбнулась в ответ и толкнула дверь в пиццерию. Навстречу пахнуло ароматом свежеиспеченного теста.
— Ну, это мы еще посмотрим!
Через пять минут они уже сидели в уголке и ждали заказа. На столе перед ними стояли большие бокалы с диет-колой и поднос с тертым сыром пармезан, молотым красным перцем и упаковками с влажными салфетками.
— Как мне здесь нравится. — Андреа в восхищении огляделась. — Пицца всегда такая вкусная, и вообще… — Андреа резко замолчала.
— Ты чего? — встревожилась Ханна.
Андреа нервно вздохнула и прошипела:
— Это он!
— Кто — он?
— Майк, — это имя она произнесла как ругательство. — Сидит возле окна с какой-то женщиной. Она из отдела шерифа. Может, он хочет ее нанять… — Андреа судорожно сглотнула, — …вместо Билла.
Ханна вытянула шею, чтобы получше рассмотреть. При взгляде на Майка у нее защемило внутри. Он был так красив, что Ханне захотелось забыть их спор. Майк так близко, в каких-нибудь двадцати футах, а она даже не может ему улыбнуться, как улыбалась сейчас новая служащая, не может дотронуться до его руки, как она, не может… Тут новая подчиненная обернулась, и Ханна чуть не подпрыгнула.
— Ты что? — на этот раз была очередь Андреа. — У тебя сейчас лицо такое странное, очень смешное.
— Это у меня кретинизм с дебилизмом!
— Что?
— Пустяки. Женщина там, с Майком, никакая не новая служащая.
— Слава богу! А кто же она тогда?
Нехотя Ханна ответила:
— Ее зовут Шона Ли Куинн.
— Ничего себе имечко! Как у певицы или актрисы.
«Или как у экзотической танцовщицы», — подумала Ханна, но вслух ничего не сказала.
