— А ты? — разозлился мальчишка.
— Со вчерашнего дня.
— Вот и хорошо: больше не увидишь.
— Почему это?
— Кончай дурочкой прикидываться, — он вроде бы
рассвирепел и заворочался в кустах. — Его убили.
Я замерла с открытым ртом и смогла прийти в себя только
через пару минут.
— Как тебе не стыдно, — сказала я
укоризненно. — Разве можно так шутить?
— Хороши шутки, — сплюнул мальчишка. — Может,
кому смешно, но не мне… — Он вздохнул и добавил:
— Свидетели долго не живут, это и дураки знают. Так что
мотай побыстрее и вообще… забудь о своем Андрее.
— Эй, подожди… — всполошилась я, но мой собеседник
исчез в палисаднике.
Я села в машину и торопливо выехала со двора. Минут через
десять мне стало смешно: вот ведь чертенок, какого страха нагнал. Поймать бы
его да уши надрать как следует…
«Как же, поймаешь такого», — съязвил внутренний голос.
— Все-таки странная манера шутить… И ребенок
действительно был испуган… насмотрелся дурацких фильмов… А куда делся Андрей?
Следующие два дня я была так занята работой, что мысль об
Андрее просто не приходила в голову. В четверг утром, когда я завтракала, зазвонил
телефон. Незнакомый мужской голос, поздоровавшись, спросил:
— Вы Максимова Александра Сергеевна?
— Да. А в чем дело?
— Вас беспокоят из милиции. Не могли бы вы подъехать к
нам… скажем, часам к одиннадцати?
— Могла бы, — ответила я и почему-то испугалась.
— Вот и отлично. Фамилия моя Степаненко, Николай
Петрович.
Он объяснил, куда мне следует подъехать, и, вежливо
поблагодарив, повесил трубку. А я разволновалась. Что от меня понадобилось
милиции? Прошлась по квартире, пытаясь успокоиться. Кончай дергаться, ты даже
не знаешь, почему тебя вызывают. А что, если Андрей заявил в милицию, что я
украла у него пленку? Зачем ему было заявлять в милицию? Не проще ли сначала
позвонить мне? В общем, я бродила по квартире и терялась в догадках.
Опомнившись, взглянула на часы и стала торопливо собираться.
Ровно в одиннадцать я входила в серое здание. Дежурный
строго посмотрел на меня, и я, слегка заикаясь, объяснила, к кому пожаловала.
— По коридору, третья дверь налево, — махнул рукой
он, и я пошла на негнущихся ногах, продолжая гадать, кому и зачем я здесь
понадобилась.
Стены коридора были выкрашены темно-зеленой краской, поэтому
выглядели особенно уныло, на двери нужного мне кабинета висела табличка. Из нее
я узнала, что хозяин кабинета Степаненко Николай Петрович. Следовательно, я
ничего не напутала и пришла туда, куда надо. Я нерешительно постучала и,
услышав «да», вошла, почему-то ступая на носках. Разозлилась на себя,
распрямила плечи и попробовала выглядеть независимой. За столом сидел мужчина
лет сорока пяти, лысоватый и крупный. Скучный темный костюм, темная рубашка,
манжеты заметно обтрепаны. Лицо утомленное, но глаза смотрели с любопытством.
— Здравствуйте, — проронила я, кашлянув. — Я
Максимова Александра Сергеевна. Вы мне звонили.
— Да-да, садитесь, пожалуйста, — он приподнялся и
даже улыбнулся мне, в общем, старался быть вежливым.
Я устроилась на видавшем виды стуле и стала тревожно
смотреть на Николая Петровича, потом решилась спросить:
— Что случилось?
— Видите ли, — со вздохом сказал он, — в
лесополосе на двадцатом километре объездной дороги обнаружен труп мужчины 25-30
лет. Никаких документов при нем не было, но в кармане пиджака лежал кусочек
бумаги, скатанный в шарик, на нем ваш телефон. Не могли бы вы взглянуть…
— На покойника? — растерялась я.
— В общем, да, — невесело улыбнулся Николай
Петрович.
— А… а это обязательно? Он вздохнул:
— Я вас понимаю. Но, возможно, это ваш близкий друг или
родственник. Вы ведь не хотите, чтобы…
Я не могла сказать, чего я хочу, но смотреть на труп у меня
точно желания не было. «Могут они меня заставить? — с тоской подумала
я. — А вдруг по закону я обязана это сделать… О господи!»
— Хорошо, — промямлила я и с надеждой добавила:
— А у вас нет его фотографии?
— Нам надо установить личность убитого, — словно
извиняясь, сказал Николай Петрович, а я испугалась:
— Убитого?
— Да, — слегка удивился он, — здоровый,
молодой мужчина вот так просто ни с того ни с сего не умирает. Николай Петрович
поднялся, и мы вместе покинули кабинет.
— Здесь недалеко, — заверил он, направляясь к машине,
а я стала лихорадочно перебирать в уме всех молодых мужчин, у которых мог быть
мой телефон. Все близкие мне люди вчера вечером точно были живы, я виделась с
ними у Кости, на импровизированном творческом вечере, как любил он называть
наши посиделки. Номер моего телефона мог быть у антенщика, которого я просила
прийти на днях, у слесаря нашего кооператива, который уже неделю обещал
заменить кран в ванной, у мастера, обивавшего мне входную дверь, и еще у
огромного количества совершенно незнакомых мне людей. И все-таки я очень
боялась.
Место, куда мы явились, само по себе к веселью не
располагало, а на меня и вовсе подействовало угнетающе. Мне захотелось
побыстрее выполнить свой гражданский долг и сбежать отсюда. Наша прогулка и
Николаю Петровичу удовольствия не доставила, он хмурился и молчал. Навстречу
нам вышла женщина, поздоровалась, и они пару минут о чем-то тихо поговорили,
женщина скрылась за дверью, потом появилась и пригласила войти меня. С сильно
бьющимся сердцем я толкнула дверь с надписью «Посторонним вход воспрещен»,
стараясь смотреть куда-то вверх и при этом ни на что не натолкнуться.
— Взгляните, — сказала женщина.
Я взглянула и едва не вскрикнула: передо мной был Андрей.
Сделала шаг в сторону, слабо простонала и подумала, что не мешало бы мне
присесть.
— Вот сюда, пожалуйста, — торопливо предложила мне
женщина и вывела меня в коридор.
— Вы его знаете? — спросил Николай Петрович.
Особого интереса в его голосе вроде бы не слышалось. Я кивнула:
— Да. Это Андрей Суворин.
— Хотите, выйдем на улицу? — чуть помедлив,
предложил Степаненко.
— Да… пожалуйста, если можно.
На улице мне стало легче. Я немного посидела на скамейке и
вроде бы смогла прийти в себя.
