— Когда я заехала к Андрею во второй раз… мальчик был
явно напуган, сказал: «Не мотайся сюда, тобой уже интересовались». — Я
зябко поежилась, чудовищный смысл его слов наконец дошел до меня. — И еще
он сказал, что Андрей убит…
Николай Петрович смотрел на меня в упор и хмурился.
— Как вы отнеслись к его словам? — сделав длинную
паузу, спросил он.
— Хотела надрать ему уши… думала, он разыгрывает меня…
Понимаете, все выглядело как-то… глупо…
Николай Петрович кивнул, но понял он меня или нет,
оставалось тайной.
— Послушайте, если мальчик что-то видел… — испугалась
я.
Николай Петрович опять кивнул, потом стал расспрашивать о
моей работе, я отвечала, хотя и не могла уразуметь, какое отношение моя работа
имеет к убийству. Скоро у меня разболелась голова, я стала непроизвольно
морщиться и делать паузы между словами, Николай Петрович заметил это и
участливо спросил:
— Как вы себя чувствуете?
— Не очень хорошо, — ответила я, он дал мне
подписать какую-то бумагу и, кашлянув, сказал:
— Александра Сергеевна, вот мой телефон, если вы вдруг
вспомните что-то, непременно позвоните. И еще, о наглев разговоре лучше никому
не рассказывать. Извините, но нам придется побеспокоить вас еще.
— Я понимаю, — уныло заявила я, мы простились, и я
побрела к своей машине, нашла в сумке таблетки от головной боли, проглотила
сразу две и посидела немного, положив руки на руль, ожидая, когда лекарство
подействует.
Господи, как я могла влезть во все это? Убийство, эти двое…
И мальчишка… Должна я была рассказать о нем? Конечно, должна: убит человек, и
мальчишка что-то видел.. «Он видел убийцу, так же, как ты… вряд ли бандитам это
понравится. Нельзя было говорить о ребенке. Это опасно. Он ребенок, он всего
лишь ребенок… к тому же языкастый, мог похвастать тем, что видел. Я поступила
правильно. Милиция его быстро найдет и сумеет защитить». Утешив себя таким
образом, я поехала домой. На душе было тяжело и тоскливо, я смотрела вперед и
не очень хорошо понимала, куда еду. Потому не удивилась, через некоторое время
обнаружив себя неподалеку от дома, где жил Андрей. Однако въезжать в его двор
не стала. Пристроила машину возле магазина и дальше отправилась пешком.
Двор был пуст. Я забралась в кусты сирени, но и там никого
не обнаружила, зато обнаружили меня. Окно первого этажа распахнулось, и женский
голос сурово спросил:
— Что вам здесь нужно?
— Извините, — вздрогнув, пролепетала я. — Я
ищу мальчика, лет одиннадцати, темные волосы, такая забавная стрижка…
— Он что, украл у вас что-нибудь?
— Украл? Нет, почему?
— А чего ж вы его ищете?
Интересный вопрос, и что я должна ответить? Отвечать я не
стала, спросила сама:
— Он живет в вашем доме?
— Если вы ищете Дениса Голубева, то в нашем. Не
семейка, а божье наказание. Тринадцатая квартира. Только если вы собрались
жаловаться на него родителям, затея пустая. Отец сидит в тюрьме, а матери до
мальчишки нет никакого дела. Пьяница она. Мальчишка предоставлен сам себе. В
школу не ходит, болтается целыми днями на улице… В общем, хорошего не жди… Беда
с такими соседями. Денисом уже не раз милиция интересовалась, таскается с
компанией, все такие же непутевые, то стекло выбьют, то из машины что-нибудь
стащат. — Женщина, вздохнув, махнула рукой.
Не зная, что ответить на ее причитания, я постояла,
переминаясь с ноги на ногу, брякнула «спасибо» и стала выбираться из кустов.
Тринадцатая квартира располагалась во втором подъезде, я
направилась туда, косясь на окна Андрея. По спине прошел холодок, казалось,
оттуда за мной кто-то наблюдает.
— Чепуха, — одернула я себя и твердой походкой
вошла в подъезд.
Квартира была на первом этаже, звонок не работал, я громко
постучала и стала ждать. Тишина. Я постучала еще раз, где-то в глубине квартиры
раздались шаги, дверь открылась, и я увидела женщину. Стало ясно: она спала, и я
ее разбудила.
— Чего? — спросила женщина хмуро.
— Вы мама Дениса? — испытывая неловкость за
вторжение, поинтересовалась я, голос против воли звучал заискивающе.
— Ну? — Стоять ей было трудно, и она облокотилась
на дверной косяк.
— Извините, он дома?
— Нет его. — Женщина нахмурилась еще больше и
спросила громче:
— Вам чего надо? Жаловаться пришли? Жалуйтесь. Сына
нет, и, где он болтается, я не знаю.
— Мне он очень нужен. Можно я оставлю свой телефон?
Пусть позвонит…
Женщина открыла рот, потом закрыла и посмотрела на меня с
большим сомнением.
— Чего он опять натворил?
— Ничего. Просто… просто он обещал мне позировать… Я
художница и… — Я торопливо сунула ей листок бумаги со своим телефоном и
бросилась из подъезда. Женщина высунула голову, глядя мне вслед с заметным
недоумением. Надо было ей все рассказать. Ага, она пьяна в стельку и вряд ли
способна хоть что-то соображать. Только бы не забыла отдать телефон мальчишке…
Я шла к машине, пребывая в каком-то странном состоянии: мне
казалось, что все совершается помимо моей воли, все идет наперекосяк.
Занимаясь самобичеванием, я направилась к проспекту, домой
мне не хотелось, вряд ли я смогу работать в таком состоянии. Я совершенно не
знала, что мне с самой собой делать. Свернула к рынку и тут увидела Дениса в
компании четырех таких же оборвышей, увлеченно намывающего шикарный
«Фольксваген». Точнее, увлеченно намывал именно Денис, остальные сидели на
корточках и брызгали водой в лицо друг другу из пластмассовых ведер, впрочем,
без особого энтузиазма. Я подъехала ближе и посигналила. Один из ребят вскочил
и рванул ко мне. Я открыла окно и сказала:
— Мне нужен Денис.
Тот успел меня заметить, посмотрел неодобрительно, подошел
вразвалку и заявил:
— Подожди.
Я заглушила мотор и стала ждать. Он закончил работу, получил
деньги от вернувшегося с рынка хозяина «Фольксвагена» и только после этого
направился ко мне. Я распахнула правую дверь, он сел, посмотрел сердито и
сплюнул в окно, а я размышляла, с чего начать разговор.
— Ну чего? — спросил он через минуту.
— Я была в милиции, — сказала я.
— Вот дура, — всплеснул руками Денис. — Ведь
говорил же тебе.
— Что ты мне говорил? — не поняла я.
— Говорил: не мельтеши и не суйся…
