— Боже мой, боже мой… — повторяла я. Рыдания перешли в
тихий вой, а потом в тяжкие вздохи. — Дура несчастная, — сказала я
самой себе минут через двадцать, — была дурой, дурой и помрешь…
Я завела машину, с тоской взглянула на зеленый дворик и
поехала к себе.
«Может, мне утопиться? — подумала я очень серьезно,
проезжая мост. — Или съесть упаковку таблеток… Пользы от меня человечеству
никакой, и сама себе я давно в тягость… Мелкое художественное дарование…»
— Твои идиотские картины никому не нужны! — громко
заявила я, начиная наслаждаться самобичеванием. — Что ты о себе
воображаешь? Все, что ты делаешь, ужасная дрянь… а ты сама — никчемная, глупая
и совершенно не приспособленная к жизни. С твоим характером надо быть не
художницей, а сиделкой при безнадежно больном дядюшке… Впрочем, и там бы ты
ничего не высидела… Господи, как я себя ненавижу…
Я въехала в свой район. Многоэтажки, серые, унылые, два
чахлых деревца на сто квадратных метров, лето им не пережить… Надеюсь, мне
тоже… Как бы половчее прекратить затянувшуюся нелепость под названием «моя
жизнь». Но и на это меня, разумеется, не хватит. Я могу тешить себя мыслями о
самоубийстве, не больше. Я труслива, беспомощна и ни на что не годна.
Я въехала во двор и бросила машину на площадке возле
подъезда. Черт с ней, пусть угоняют, бьют стекла или снимают колеса! Чем хуже,
тем лучше. Я вошла в подъезд. Лифт, конечно, не работал. И в самом деле, зачем
ему? Я стала подниматься по лестнице и заревела, тихо и горько. Квартира
смотрела волком, я ее не любила, и она меня тоже. Лето, восемь вечера, а уже
нужно включать свет: темно и неприютно. Не двор, а колодец… Я потянулась к
телефону. На счастье, Лариса была дома. Пока я думала, как половчее ей все
объяснить, она спросила:
— Когда переезжаешь?
— Никогда, — ответила я.
— Почему? Вроде бы все оформили? Сорвалось?
— Лариса, кажется, Андрей меня обманул. Квартиру
продали месяц назад, совершенно другим людям и… — Я опять заревела.
— Бог мой… Сашка, не плачь… придумаем что-нибудь… —
Голос подруги звучал неубедительно. Лариска — недотепа вроде меня, и ничего
путного мы придумать не сможем.
— Где ты подцепила этого Андрея? — вздохнув,
спросила я.
— Я ж тебе рассказывала, на вечеринке у Пашки Губанова,
обмывали выход в свет альманаха, там подборка его стихов.
— Про альманах я знаю, — вздохнула я. — Он у
меня на полке лежит, и я давно его прочитала.
— Ну… и Андрей там был. Нормальный парень… Он повез
меня домой… я ведь рассказывала?
— Рассказывала.
— Я между делом сказала ему, что подруга ищет квартиру
в старом городе, она художница и новые районы ей просто отвратительны. Она там
ни жить, ни работать не может. А он заявил, что как раз занимается продажей
квартир. Вот я вас и познакомила. Надеюсь, ты не думаешь, что я…
— Не думаю, если бы ты что и затеяла, все бы у тебя
вышло наоборот и наперекосяк.
— Может, ты зря расстроилась? Может, есть какое-то
объяснение?
— Конечно. Объяснение есть: я законченная дура. Отдала
деньги незнакомому человеку, взамен получила расписку от какого-то Теплова,
которого в природе скорее всего вовсе не существует.
— Позвони Андрею. А хочешь, я позвоню?
— Не хочу. Жулик твой Андрей. — Я вздохнула.
— Сашка, тебе надо в милицию, и вообще… Ты заняла кучу
денег, надеясь, что старую квартиру продашь и расплатишься. А теперь что, а?
— Не знаю. Скорее всего квартиру все-таки придется
продать. Если повезет, смогу купить «малосемейку» или комнату…
— Может…
— Ладно, позвоню твоему Андрею, — сказала я и
повесила трубку.
Андрея дома не оказалось. Я прошла на кухню и попыталась
приготовить себе ужин, все валилось из рук, и я опять разревелась. Завтра же
пойду в милицию и… и что? Андрей скажет, что в глаза меня не видел, а расписку
от какого-то никому не ведомого Теплова можно смело выбросить. В милиции
посоветуют впредь не быть столь доверчивой, а свои деньги я вряд ли получу
назад. Тут я заревела еще отчаяннее, потому что вспомнила: через три месяца
необходимо вернуть долг — пять тысяч долларов. Где я их возьму, не продавая
квартиры, в ум не шло.
— Ну и ладно, — сказала я, вытирая горькие слезы,
и еще раз повторила:
— Ну и ладно.
Ужинать не хотелось, с трудом проглотив пару ложек салата, я
вернулась в комнату и села в кресло. Закрыла глаза, дыша глубоко и по
возможности ровно. Потом поднялась и пошла к кульману, где были мои рисунки.
— Хватит ныть, давай работать, — напомнила я
себе. — Только попусту теряешь время. — «Если бы ты знала время так
же хорошо, как я, — ехидно проронил Болванщик, — ты бы этого не
сказала. Его не потеряешь! Не на такого напали!» Я усмехнулась и взяла
карандаш.
Телефонный звонок вернул меня к действительности: Мартовский
Заяц ухмылялся с кульмана, но меня обступали стены ненавистной квартиры, а за
окном раскинулся мир, в котором мне никак не находилось места. Я досадливо
посмотрела на телефон и сняла трубку.
— Ты звонила? — спросила Лариса.
— Что? — не сразу поняла я.
— Ты звонила Андрею?
— Нет еще. То есть я звонила, но его, видимо, не было
дома, или он просто не снял трубку…
— Надо было позвонить еще. Звонить и звонить… Ты меня
слышишь?
— Конечно, я тебя слышу. Я позвоню.
— Боже мой, ты хоть понимаешь, что можешь оказаться на
улице?
— Я понимаю, и я сейчас позвоню.
— Хочешь, вместе к нему съездим, поговорим, а?
— Не знаю, может быть.
— Ладно. Звони ему. Вдруг повезет… Мне действительно
повезло, в том смысле, что Андрей был дома, в остальном везеньем и не пахло.
— Андрей? — робко начала я. — Это Саша.
— А, — пропел он и вроде бы даже хохотнул. —
Как дела?
— Плохо. Андрей, я сегодня ездила на квартиру, которую
купила с твоей помощью. Оказывается, ее уже купили раньше меня какие-то люди…
— Бывает, — равнодушно перебил он.
— Что бывает? — растерялась я.
— Ну, бывает, что кто-то купит раньше…
— Андрей, я не вижу во всем этом ничего забавного. Я
заплатила деньги и…
