Я вышла, хлопнула дверью и махнула рукой. Денис выглянул в
окно, и я поняла, что с ним сейчас происходит, торопливо отвернулась и пошла
прочь. Конечно, надо было ехать с мальчишкой, убедиться, что в лагерь его
примут и устроят. Но Саша дал понять, что вместе ехать неразумно. Наверное, он прав.
Только сейчас от этого не легче. Я шла по улице и рыдала взахлеб, не обращая
внимания на прохожих. «Так лучше, — твердила я. — Он освоится,
привыкнет… Ничего не лучше, со мной ему лучше, со мной… Пусть на чердаке или на
помойке… Это тебе лучше, потому что ты трусиха и эгоистка. А парню пора
отвыкать от твоего общества. Ты же знаешь, что не сможешь быть рядом: если и
останешься живой, то сядешь в тюрьму… Я могу ему письма писать, он будет знать,
что я его люблю… ага, а при случае и похвалится: есть у меня тетка, в тюрьме
срок мотает». Я взвыла от бессилия, а несколько человек рядом на меня
оглянулись. Все, хватит, поплакала. Теперь я могу только молиться, чтобы
мальчишке повезло.
Минут через двадцать я замерла посреди улицы, силясь понять,
где нахожусь. До дома Веркиной подруги отсюда было довольно далеко, и я
пошлепала к остановке. Собственно, в квартире мне нечего было делать. Но в
кухонной плите, в духовке, спрятано оружие. Когда идет охота, с ним спокойней,
да и хорошему человеку ни к чему такой подарок в доме. Я запрыгнула в
троллейбус и встала в проходе, тупо глядя в окно. С того момента, как мы
расстались с Денисом, я не видела в своей жизни ни малейшего смысла.
«Хватит, — ближе к конечной остановке рассвирепела
я. — Сделай что-нибудь путное и, возможно, вернешь ребенка».
Это проще было сказать, чем сделать, кому знать, как не мне?
Подойдя к подъезду, я вдруг испугалась, страх охватил меня
мгновенно, может, не страх даже, а предчувствие беды. Я едва не попятилась,
затравленно оглядела улицу: ничего подозрительного. «Возьми себя в
руки», — посоветовала я себе сурово и решительно вошла в подъезд.
Сборы заняли не больше десяти минут, побросав вещи в сумку,
я достала оружие: револьвер спрятала под белье, а пистолет повертела в руках,
проверила обойму и, тяжко вздохнув, сунула за пояс. В эту минуту в дверь
позвонили, и я замерла. Звонок повторился, а потом и вовсе стал невыносимо
настойчивым.
— А если это хозяйка? — попробовала я себя
утешить, потом решительно шагнула и распахнула дверь.
На пороге стоял человек с фотографии: Логинов Валерий
Семенович. Только в жизни он был внушительней: высокий, мускулистый, с суровым
лицом, сейчас он пытался смягчить его слабой улыбкой.
— Это вы, — брякнула я, а он в ответ сказал:
— Здравствуйте. — Вошел в квартиру, прикрыл дверь
и попросил спокойно:
— Давайте пройдем в комнату.
— Вы один? — удивилась я и тут же почувствовала
стыд, глупые вопросы задавать не стоило. — Идемте, — кивнула и пошла
первая.
— Можно я сяду? — спросил он уже в комнате.
— Зачем вы спрашиваете?
— Я в гостях. — Он опять слабо улыбнулся, как
видно, желая показать, что шутит.
— Садитесь, пожалуйста, — усмехнулась я. —
Будьте как дома.
— Где мальчик? — спросил он, оглядываясь.
— У родственников.
— Насколько мне известно, у него нет родственников.
— Значит, вам известно не все.
Я села в кресло, пистолет за поясом очень мне мешал, бок
заломило, и я разозлилась. А потом обрадовалась: что ни говори, а Дениса я
отправила вовремя. Лишь бы у Саши ничего не сорвалось.
Логинов сидел напротив и внимательно смотрел на меня, затем
неожиданно проронил:
— Да, крепко вам досталось.
— О чем это вы?
— Я видел вашу фотографию. Не одну, если честно.
Красивое, очень нежное лицо. И глаза необыкновенные. Когда я узнал, что вы
иллюстрируете детские книги, сразу понял, почему…
— Если это комплимент, я тронута. Надо полагать, теперь
на художника-иллюстратора я не похожа.
— У вас неприятный взгляд.
— Серьезно? Может быть. Не так давно я решила, что
свихнулась. А кто бы не свихнулся? — Я хмыкнула, посмотрела в угол и
спросила:
— Зачем вы пришли? Хоть вы и негодяй, но на дурака не
похожи, сами рук пачкать не будете. Или там, за дверью, кто-то ждет своей
очереди?
— Двое ребят в машине. Мои друзья. Приглядывают за
домом. А пришел я поговорить. Я вас несколько дней ищу. К сожалению, не я один.
А вы удачливая, Саша.
— Я вам не Саша. Удачливой меня может назвать только
осел, а разговора у нас не получится. Вы хотите пленку, что-нибудь пообещаете
взамен, я вам ее не отдам, потому что вы меня все равно убьете, а так есть
небольшой шанс, что кто-то когда-то сможет разобраться в этом дерьме.
— Вы точно отметили: в дерьме, дерьмо и есть. — Он
вздохнул и вынул из пиджака пачку фотографий. — Взгляните. Прошу вас.
С некоторым недоумением я взяла их и стала рассматривать.
Застолье, мужчины, женщины, на большинстве в центре Логинов и упитанный дядька
с красным лицом и озорными глазами.
— Они ничего вам не напоминают? — спросил Логинов.
Он был прав. Фотографии очень напоминали те, другие. Такое
впечатление, что кто-то сознательно воспроизвел все моменты застолья.
— Это день рождения моего заместителя, Северцева Петра
Сергеевича.
— Ну и что? — нахмурилась я. — Вы пытаетесь
меня убедить, что кто-то вас скомпрометировал, подставил, или как у вас это
называется?
— У вас самой такой мысли не возникало? Фотографии,
которые попали к вам, подделка. И это можно доказать.
Тут у меня мелькнула мысль, и я спросила:
— А они случайно не исчезли из прокуратуры? Он взглянул
на меня очень серьезно и кивнул:
— Исчезли. Из прокуратуры и из моего собственного
стола.
— Везде воруют, — хмыкнула я.
— Ситуация такая: они есть, но их вроде бы нет. Между
тем экспертиза, безусловно, доказала бы, что это фотомонтаж.
— Ясно. Для проведения экспертизы вам нужна пленка или
фотографии. Я вам их не отдам, потому что во всю эту чепуху не верю.
— Почему? — очень просто спросил он, а я
задумалась. Действительно, почему?
— Не знаю. Не верю, и все.
— А кому бы вы поверили? — задал он второй вопрос,
серьезно и доброжелательно.
— Не знаю, — повторила я.
