Уилл привык к тому, что его машина бросается в глаза. Девять лет назад он заметил выгоревший корпус «порше» на одной из заброшенных парковок. В те времена большинство домов на его улице служили притонами наркоманов, и Уилл спал с пистолетом под подушкой на случай, если кто-нибудь ошибется дверью. Никто не стал возражать против того, что он поставил машину на колеса и закатил ее в свой гараж. Он даже нашел бродягу, который за десять баксов помог затолкать ее на холм к его дому.
К тому времени, когда притоны снесли и на улице начали селиться приличные семьи, Уилл окончательно восстановил машину. По выходным и праздникам он обшаривал кладбища старых автомобилей и кузовные цеха в поисках нужных запчастей. Он узнал все о клапанах и цилиндрах, выпускных трубах и тормозных колодках. Он научился варить, паять и красить. Без помощи специалистов Уиллу удалось вернуть машине ее былой лоск. Он знал, что имеет все основания гордиться подобным достижением, но не мог избавиться от мысли о том, что, если бы был способен разобраться в устройстве сцепления или понять чертеж двигателя, вместо шести лет на ремонт автомобиля у него ушло бы шесть месяцев.
Точно так же и с делом Кампано. Что, если совсем рядом есть что-то очень важное, что Уилл не способен увидеть только из-за нежелания признаться в собственной слабости?
Он развернул газету, положив ее на руль, чтобы еще раз попытаться прочесть статью о похищении Эммы Кампано. Пониже фотографии Эммы находились фото Адама Хамфри и Кайлы Александр, все это под заголовком «ТРАГЕДИЯ В ЭНСЛИ-ПАРКЕ». Отдельная статья была посвящена семьям и соседям. Здесь же фигурировали интервью с людьми, утверждавшими, что они являются близкими друзьями жертв. Настоящих новостей почти не было, и скудная фактическая информация была искусно скрыта среди гипербол. Уилл начал читать газету еще дома, но его голова, которая и так уже болела от недосыпания, едва не взорвалась от отчаянных усилий, которые приходилось прилагать, чтобы расшифровать крошечный шрифт.
Но у него не было выхода. Он должен был знать, что говорят об этом деле и какие подробности стали достоянием широкой публики. Обычно полиция не разглашала ту часть информации, которая могла быть известна только убийце. Но на месте преступления находилось слишком много копов Атланты, и утечка была неизбежна. К примеру, кто-то рассказал о том, что Эмма пряталась в кладовой, и о том, что в машине обнаружили веревку и изоленту. Стало известно и о раздавленном телефоне под спиной Кайлы Александр. Разумеется, самой главной новостью стало то, что департамент полиции Атланты с самого начала наделал кучу ошибок. Пресса, будучи организацией, славящейся умением искажать факты, была просто беспощадна, когда речь заходила о полиции.
Уилл подолгу задерживал палец под каждым словом, пытаясь изолировать его от всех остальных и постичь его смысл. Он понимал, что тот, кто похитил Эмму Кампано, скорее всего, сейчас читает ту же самую статью. Возможно, он заводился, видя рассказ о своих преступлениях на первой странице «Атланта джорнал». Возможно, он, как и Уилл, потел над каждым словом, пытаясь понять, не оставил ли на месте преступления какие-либо серьезные улики.
Или же он был настолько самонадеян, что точно знал: связать его с этими преступлениями невозможно. Быть может, он уже разъезжал по городу, подыскивая новую жертву, а тело Эммы Кампано гнило в наспех вырытой могиле.
Раздался стук в окно. У его автомобиля стояла Фейт Митчелл. В одной руке она держала его пиджак, в другой — стаканчик кофе. Уилл наклонился и открыл ей дверцу.
— Вы могли себе такое представить? — Она разгневанно кивнула на газету.
— Какое? — спросил он, складывая газету. — Я только что начал читать.
Она закрыла дверцу, чтобы не впускать жару в салон, где напряженно гудел кондиционер.
— Они цитируют какого-то высокопоставленного офицера полиции Атланты, который якобы заявил, что мы испоганили расследование и были вынуждены обратиться к Бюро расследований Джорджии. — Тут она, видимо, осознала, с кем разговаривает, и добавила: — Я знаю, что мы напортачили, но прессе о таком не говорят. Это подрывает доверие налогоплательщиков к полиции.
— Верно, — согласился он, удивляясь уверенности Фейт в том, что источником данного заявления является кто-то из ее департамента.
На самом деле он уже дошел до этого места в статье и сделал вывод, что источник находится в Бюро расследований и носит имя Аманда Вагнер.
— Было бы лучше, если бы они не упоминали, насколько богаты родители Эммы, но об этом, наверное, можно догадаться и по фамилии. Эта реклама автомобилей по телевизору уже всех замучила.
Она смотрела на Уилла так, будто ожидала, что он что-нибудь скажет.
— Да, она меня тоже раздражает. Я имею в виду рекламу.
— Да черт с ней! — Она протянула ему пиджак. — Вы оставили это на моей машине.
Уилл достал из кармана диктофон, радуясь, что он к нему вернулся.
— Классная штука, — сообщил он Фейт, зная, что штука наверняка показалась ей странной. — Вы не поверите, какой ужасный у меня почерк.
Она молча смотрела на него, и он поспешно сунул диктофон в карман, чувствуя, как приподнимаются волосы на затылке. Неужели она его вычислила? Если Фейт прослушала записи, то все, что она могла услышать, — это голос Уилла, перечисляющий факты этого дела, чтобы позже перекинуть запись на компьютер и подготовить отчет. Энджи предупредила его о необходимости быть с Фейт Митчелл начеку. Неужели он себя уже чем-то выдал?
Губы Фейт превратились в тонкую линию.
— Я должна вас кое о чем спросить. Вы можете не говорить, но мне хотелось бы услышать ответ.
Уилл смотрел прямо перед собой. Он видел учителей, которые входили в главный корпус. Они несли с собой термоса с кофе и стопки каких-то бумаг.
— Я вас слушаю.
— Вы думаете, она мертва?
Он открыл рот, но скорее от облегчения, чем по какой-то другой причине.
— Если честно, я не знаю. — Он принялся укладывать пиджак на заднее сиденье, рядом с газетой, пытаясь выиграть время и взять себя в руки. — Насколько я понимаю, вчера вечером вы не обнаружили в общежитии ничего судьбоносного?
Он просил позвонить ему, если она найдет какие-нибудь зацепки.
Фейт заколебалась, как будто ей тоже требовалось время, чтобы подумать, но ответила.
— В общем, нет. В вещах Адама не было ничего интересного, не считая травки, которую, как мне кажется, трудно считать интересной деталью. — Уилл кивнул, и она продолжала: — Мы поговорили со всеми студентами из обеих общаг. Кроме Гейба Коэна и Томми Альбертсона, никто из них практически не знал Адама. С учетом «положительного» впечатления, которое я произвела на двух упомянутых молодых людей, они оба не были склонны снабжать меня дополнительной информацией. Я поручила побеседовать с ними Ивану Самбору. Вы знаете, кто это? — Уилл покачал головой. — Такой большой поляк. С ним особенно дурака не поваляешь. Если честно, я и сама боюсь его до чертиков. Он вернулся с тем, что мне уже и так было известно: оба едва знали Адама, Гейб околачивался у него, потому что Томми — засранец. Кстати, это подтвердил даже сам Томми. — Она достала свой блокнот и начала его листать. — Большинство первокурсников в общаге Адама изучают одни и те же дисциплины, но в аудиториях постоянно появляются новые лица. Мне не удалось побеседовать только с одним преподавателем. Все остальные говорят одно и то же: «Первая неделя занятий, еще никто никого не знает… Очень жаль, что он умер… Я даже не помню, как он выглядел». Тот, с кем связаться не удалось, Джерри Фавр, должен мне завтра перезвонить. — Она перевернула еще одну страницу. — Теперь матчасть. Камера слежения зарегистрировала, как вчера утром, около семи сорока пяти, Адам выходил из общаги. В восемь у него должны были начаться занятия. Преподаватель подтвердил, что он там был. Весь первый час Адам читал какой-то отчет, поэтому возможности улизнуть у него не было. Если верить сканеру на двери общаги, он вернулся в десять восемнадцать, что согласуется с окончанием занятий в десять часов. Кстати, вы не единственный, кто смекнул, что можно воспользоваться кнопкой для инвалидов. На камере виден, судя по всему, его затылок. Адам переоделся и снова вышел из общежития ровно в десять тридцать две. Это последнее, что мы о нем знаем, если только вы от меня ничего не утаиваете.
