Думаю, я и дальше смогла бы жить так, как жила эти десять лет, если бы в этом году не произошло событие, круто изменившее мою жизнь. В начале марта, когда Алиса куда-то отлучилась, я увидела, как перед домом в Арвильере остановилось такси. Я была заинтригована, ведь я знала, что Алиса и Абуэло больше никого не принимают. Из такси вышла пожилая женщина. Я никогда прежде ее не видела. Абуэло и эта женщина, расположившись за столом в саду, о чем-то беседовали около часа. Я наблюдала за ними из окна твоей комнаты. Казалось, между ними происходит нечто особенное, похожее на заговор. Расставаясь, они крепко обнялись. Потом за женщиной приехало такси. После ее отъезда я напустила на себя равнодушный вид и спросила Абуэло, кто эта незнакомка. Он ответил: «Это Николь, моя старая приятельница, медсестра, с которой я долго работал». Разумеется, я не сразу поняла, что ее визит имеет непосредственное отношение к войне и папе.
Но через три дня, вынимая почту из почтового ящика, я заметила письмо, адресованное Абуэло. Аккуратный почерк на конверте словно принадлежал к другой эпохе. На обратной стороне было выведено имя: Николь Браше. Интуиция подсказала мне, что я должна вскрыть конверт.
Когда я читала письмо, меня переполняли противоречивые чувства. Каждое слово вызывало всплеск эмоций. Эта женщина работала медсестрой в лебенсборне Сернанкура. Письмо, сначала дружеское, с каждой строчкой становилось все более угрожающим. Николь Браше собиралась рассказать аспирантке о прошлом нашего деда. Разумеется, в тот момент я не знала, что речь идет об Элоизе. Я не могу точно процитировать тебе письмо, но эта женщина говорила о «лжи», за которую рано или поздно придется расплачиваться. Она говорила, что наш дед не может вечно оберегать свою семью, что она решила поведать об их сотрудничестве с немцами во время войны.
Я вновь заклеила конверт и положила его вместе с другой корреспонденцией.
Я не нахожу слов, чтобы описать тебе свои чувства. Абуэло исполнилось девяносто лет, он был больным, слабым. Я была уверена, что предание этой истории огласке станет для него смертельным ударом. После всего, что мы пережили, я не могла допустить, чтобы нам причинили новое зло и чтобы ты узнал то, что знала только я.
Я запомнила адрес Николь Браше. На следующий день я решила съездить к этой женщине, чтобы разубедить ее переходить от слов к действиям. Мне не удалось завести свою машину. Ты же знаешь, какая она неуправляемая. Тогда я взяла белую «ауди», которая почти никогда не покидала гаража. Николь Браше жила в Суланже, в доме, стоявшем на отшибе. В тот день она была у себя. Она оказалась довольно бодрой женщиной, несмотря на преклонный возраст. Я попыталась представить ее в молодости, когда она познакомилась с Абуэло. Я не стала скрывать, кто я. Она удивилась. Я заметила, что к ее удивлению примешивалось нечто похожее на беспокойство.
Я призналась, что прочитала ее письмо. Я также сказала, что знаю, что происходило во время войны в Сернанкуре. Казалось, она испытала облегчение.
— Это хорошо, что вы все знаете… Но зачем вы приехали ко мне?
— Я хочу, чтобы вы оставили прошлое в покое.
Я попыталась объяснить ей, что мы и так много страдали. Сказала, что она собирается открыть правду, о которой ты даже не догадываешься. Но мои слова только вызвали у нее раздражение. «Нельзя скрывать правду вечно», — ответила мне Николь… Это были практически те же слова, что она написала в своем письме. «Если вам известна правда, то ваш брат тоже имеет право ее знать», — добавила она.
Я спросила, кто эта аспирантка, с которой она собирается откровенничать. Николь ответила, что меня это не касается. Затем, чрезвычайно раздраженная, направилась к телефону и взяла старую записную книжку.
— Держите. Если вы действительно хотите знать, вот ее имя и номер телефона. Но это никак не повлияет на мое решение.
Я не уступала, настаивала, пытаясь образумить ее. Мы заспорили. Вскоре мы перешли на повышенные тона. Сейчас я не помню, почему это произошло. В начале письма я написала, что ты сочтешь меня сумасшедшей и будешь прав. Я опьянела от ярости. Но ярость оправдывает далеко не все. Я схватила первый предмет, попавшийся мне под руку: каминные щипцы. Я угрожала Николь, хотела, чтобы она испугалась и отказалась от своих намерений. Я сказала, что убью ее, если она попытается причинить нам зло. Знаешь, что она сделала? Она рассмеялась, словно желая показать мне, что не боится меня. А затем сказала, что давно выставила бы меня за дверь, не будь я внучкой Анри. Ей не стоило поворачиваться ко мне спиной. Нет, не стоило. Я ударила ее. Только один раз. Она упала на ковер в гостиной. Крови почти не было.
Что происходило потом, я плохо помню… Возможно, я в прострации постояла около ее тела минут десять. Я ничего не делала, не звала на помощь. Николь Браше лежала на полу. Не знаю, наступила ли смерть мгновенно. Когда я вышла из оцепенения, первым моим желанием было убежать, но я не могла пошевелиться. И вдруг я вспомнила, что говорила Алиса как-то утром, читая газету, где было написано о кражах с применением насилия, совершенных в наших краях. Алиса то и дело повторяла: «Теперь даже дома не чувствуешь себя в безопасности».
Я механически отволокла тело старой женщины в кладовку, расположенную в глубине дома. Потом связала ее толстой клейкой лентой, которую нашла в кухне, и перевернула все вверх дном, чтобы создать видимость ограбления. Прежде чем уйти, я стерла отпечатки пальцев с предметов, до которых могла дотронуться. Я также взяла записную книжку, в которой был номер телефона Элоизы, испугавшись, что они доберутся до нее.
Мне хотелось бы сказать тебе, что меня мучили угрызения совести. Но мне кажется, что я больше не способна испытывать такие чувства. Во мне давно уже что-то сломалось. А это значит, что я больше никогда не буду прежней. О да, разумеется, если это не починить… Но мучиться угрызениями совести не означает хотеть вернуться в прошлое, чтобы поступить иначе. Для этого нужны жизненные силы, которых у меня больше нет.
Когда мы превращаемся в чудовище? Когда переходим от слов к делу? Или чудовище появляется в нас задолго до этого? Полагаю, я осознаю, что одержима злом. Но я не знаю, сколько времени мне понадобилось, чтобы действительно понять, что я натворила. Я никогда не считала себя способной убить кого-либо. Но если бы ты знал, как легко все это произошло! Слишком легко.
На следующее утро соседка обнаружила тело Николь Браше. В субботу в газете появилась статья. Версия неудачного ограбления считалась приоритетной. Прошло несколько недель. Мне казалось невероятным, что никто не заподозрил меня.
Не знаю, как сильно огорчило нашего деда убийство Николь Браше. Усилило ли оно его чувство вины или, наоборот, вызвало облегчение? Он никогда не говорил со мной о ее смерти, но я заметила, что теперь Алиса ждет утренней почты с каким-то лихорадочным напряжением.
Так или иначе, через месяц Абуэло нас покинул. Даже если его смерть наступила по воле случая, я не могла не думать, что все эти события связаны друг с другом, что я невольно расплачивалась за свое преступление. Ужасно говорить, но смерть нашего деда явилась для меня освобождением, хотя и причинила мне горе. Возможно, я перевернула еще одну страницу своей жизни. Возможно, скобки, открывшиеся после гибели папы, наконец закрылись. Теперь наши тайны будут похоронены под пеплом… Останется убийство Николь Браше, которое я всегда буду носить в себе, но Алиса и ты окажетесь в безопасности…
