Мы переходим в комнату по соседству со спальней. Это чайный салон, очень милый и солнечный, обставленный мягкой мебелью в желтых и оранжевых тонах, повсюду вазы с букетами из бархатцев и ромашек. Одну стену занимают книжные полки, которые тянутся от пола до потолка, и среди книг встречается много знакомых названий. За внушительным томом «Полной истории королевских домов» прячется потрепанная книжица «Колодец желаний», сборник детских сказок.
– Обожаю эту книгу! – радостно восклицаю я, доставая с полки «Колодец желаний». Даже удивительно, что я нашла ее в Жемчужине, зато теперь она будет напоминать мне о доме. – Мне папа в детстве читал эти рассказы. Ты читала?
Аннабель качает головой – нет.
Эта книга была нашей любимой, моей и Хэзел. Я листаю ее сейчас и улыбаюсь, вспоминая, как мы с Хэзел ждали, когда откроется дверь и придет с работы отец, пропахший заводским дымом и гарью, и мы будем умолять его почитать нам, пока мама готовит ужин. У него был замечательный выразительный голос. «Колодец желаний» – это рассказ о двух сестрах, которые находят волшебный колодец; они выпускают на свободу водяного духа, и тот взамен обещает исполнить по одному их желанию. Мы с сестренкой усаживались вокруг отца и ловили каждое его слово, вздыхали и плакали вместе с героинями. Мне тогда было лет десять, Хэзел – шесть. Через год отец умер.
Пока я листаю книжку, подают обед. Молодая горничная в черном платье и белом фартуке приносит поднос, полный еды. Если в Южных Воротах я думала, что нас кормят хорошо, так это было ничто по сравнению с Жемчужиной.
После обеда мне становится скучно. Я дочитываю «Колодец желаний», но мысли мои уплывают. Аннабель сидит в кресле, вышивает носовой платок.
– Могу я погулять по дворцу? – спрашиваю я.
Нет, пока не позовет Г.
– И когда это будет?
Аннабель пожимает плечами.
Я вздыхаю и плюхаюсь на диван, но корсет платья больно впивается в тело, и мне приходится сесть и держать спину. Аннабель откладывает вышивание и снова поднимает дощечку.
Хальма?
– Ты играешь в «Хальму»? – с нетерпением спрашиваю я.
Аннабель широко улыбается.
– Я всегда думала, что это игра для Болота, – ворчу я, пристально разглядывая шестиконечную звезду на доске. К этому времени у нас уже сыграно несколько партий. – Как получилось, что ты так здорово играешь?
Аннабель уже дважды разгромила меня, и, похоже, собирается сделать это в третий раз. Почти все ее шарики в моем углу – мои же разбросаны в центре доски, что облегчает ей продвижение вперед.
Оч. давно, родом из Ф.
– Эта игра родом из Фермы? В самом деле? – Я перепрыгиваю через ее шарики, наконец-то пробираясь в угол. – Я не знала.
Аннабель использует мой шарик, чтобы перепрыгнуть через полдоски.
Не поп. в Ж, только слуги игр.
– Да уж, вижу, – мрачно бормочу я. Я не привыкла проигрывать в «Хальме». Рейвен была никудышным игроком. У нее просто не хватало терпения. Обычно мы сражались с Лили, и она всегда терпела сокрушительное поражение.
Аннабель хватает всего трех ходов, чтобы завершить игру своей полной победой.
– Реванш, – тут же предлагаю я.
Но тут открывается дверь. Ратник вытягивается в струнку, когда в комнату вплывает герцогиня дома Озера. Аннабель вскакивает с кресла, я торопливо поднимаюсь на ноги. Герцогиня одета в красное платье, шифоновые складки струятся до самого пола, прихваченные на талии плетеными веревками из шелка. Веер болтается на цепочке у запястья. На ее лице маска сдержанности, но я чувствую, что под ней бурлят нешуточные страсти.
Она окидывает меня оценивающим взглядом.
– Хорошая работа, – говорит она, и лишь неуловимое движение ее глаз в сторону Аннабель указывает на то, что она обращается к моей фрейлине. Мне интересно, не был ли мой внешний вид своего рода тестом для Аннабель.
– Добрый день, моя госпожа, – говорю я, делая неловкий реверанс.
– Да, – отвечает герцогиня, – день сегодня славный, не правда ли? – Она подходит ко мне, еле заметно улыбаясь, и я призываю на помощь все свои силы, чтобы не поморщиться и не отстраниться. – Ты очень хорошо вела себя за ужином. Я оценила это.
– Благодарю вас, моя госпожа. – Я мысленно прошу ее отступить хотя бы на шаг назад. Мне неприятно, что она стоит так близко.
Она смеется.
– Не смотри так испуганно. Я же говорила: докажи, что тебе можно доверять, и будешь вознаграждена. – Она взмахивает веером, подавая знак ратнику. – Заносите.
Ратник дает сигнал, и два лакея вносят огромный деревянный ящик и ставят его на пол. Они поддевают крышку ломами и прислоняют ее к стенке ящика.
– Это всё, – говорит герцогиня, и лакеи, кланяясь, удаляются.
Воцаряется тяжелое молчание. Я перевожу взгляд с герцогини на коробку, потом на Аннабель и снова на коробку.
– Ну? – произносит герцогиня. – Приступай.
Я бы предпочла распаковать содержимое коробки в одиночестве, но, похоже, такой вариант не предусмотрен. Я делаю несколько робких шагов вперед и опускаюсь на колени рядом с открытым ящиком, доставая оттуда охапки сена. Я вижу проблеск лакированной поверхности, и моя нерешительность сменяется азартом. Мои руки двигаются быстрее, нетерпеливо разрывая упаковку, чтобы поскорее добраться до виолончели. Пальцы касаются струн, и приглушенная какофония звуков ласкает мой слух.
Я нежно разворачиваю упаковку – передо мной самая красивая вещь, которую я когда-либо видела, а за последние два дня я повидала немало красоты. Лак придает кленовому дереву глубокое красное свечение; эфы витиевато изогнуты; и я любовно поглаживаю инкрустированные усы верхней деки. Я снова провожу пальцами по струнам, дергая каждую по отдельности, и мое горло сжимается, когда я слышу знакомые интонации.
– Тебе нравится? – спрашивает герцогиня.
– Это мне? – шепчу я.
– Конечно, тебе. Так нравится или нет? – нетерпеливо спрашивает герцогиня.
Я с трудом сглатываю.
– Да, моя госпожа. Мне очень нравится.
– Хорошо. Сыграй что-нибудь.
Я беру виолончель за гриф и вытаскиваю ее из коробки; былинки сена разлетаются по полу. Смычок и блок канифоли упакованы отдельно, и я хватаю их и направляюсь к стулу с жесткой спинкой. Тяжесть виолончели действует на меня успокаивающе, и я слегка сжимаю ее корпус коленями, упирая гриф в плечо. Смазываю смычок канифолью, и ее острый смолистый аромат рождает сонм воспоминаний – день, когда я решила учиться на виолончели, первое прикосновение к смычку, соло поздними вечерами в одиночестве моей комнаты, дуэты с Лили в музыкальном классе…
