Я должна проверить, как там моя фиалка. Нужно узнать, видела ли Рейвен мое послание.
Я оставляю виолончель на сцене и сбегаю вниз по лестнице, проскальзывая через заднюю дверь в сад. Я не захватила с собой пальто, и ветер треплет мои волосы, пробивается холодом сквозь тонкую ткань моего платья. Я подхожу к западной стене и смотрю на фиалку, дрожащую на ветру.
Дыхание перехватывает. Там, наверху, еще один цветок, и он обвивает мою фиалку. Это лилия, но лепестки у нее не белые, а угольно-черные.
Надежда загорается в моей груди. Рейвен нашла мою фиалку.
«И теперь, – думаю я, посылая наверх второй цветок, – она знает, что я рядом».
Чуть ли не бегом я возвращаюсь в концертный зал.
Люсьен, наверное, не одобрит мою цветочную переписку с лучшей подругой, но меня это не волнует. Никто не догадается, в чем смысл этих цветов, и есть ли он вообще. Зато теперь я знаю, что с Рейвен все в порядке.
Я устраиваюсь на сцене и вдыхаю аромат бархата и дерева. Виолончель плотно зажата между коленями, и я наигрываю несколько мелодий, просто чтобы убедиться, что она настроена.
Начинаю с сарабанды ре минор, следом исполняю куранту в той же тональности, потом сарабанду фа мажор. Пока я играю, на душе у меня покой. Мне не надо думать ни о боли, которую причинил мне доктор Блайт, ни о планах герцогини. Пока звучит музыка, я не суррогат. Я просто живу.
Я помню, что сказал Эш в ту ночь, на балу. Что королевские особы ведут себя так, будто моя музыка принадлежит им. Будто это их собственность.
Когда смолкают последние звуки сарабанды, раздаются тихие аплодисменты, и я в изумлении оглядываюсь по сторонам.
Эш стоит за сценой, скрываясь за занавесом, и на мгновение мне кажется, что это игра моего воображения. Он перестает хлопать и засовывает руки в карманы.
Я должна уйти. Уйти сейчас же. Я не могу говорить с ним – вот так, открыто, когда нас могут увидеть.
Но моя виолончель с легким стуком опускается на пол, и мои атласные тапочки шлепают по сцене, когда я подбегаю к нему. Этот выбор неосознанный – он выплывает из глубин, где нет ни логики, ни страха.
За занавесом уютно и темно. Мы стоим так близко друг к другу, и мне кажется, будто меня накачали адреналином. Кружится голова. Меня слегка знобит.
– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я. На нем рубашка с закатанными рукавами. Я борюсь с желанием пробежаться пальцами по его плечам.
– Хотел послушать, как ты играешь. Кажется, я был приглашен. – Его голос звучит нервно.
– О. – Когда он рядом, мое красноречие мне изменяет. То узкое пространство, что нас разделяет, как будто заряжено током. – Да, верно. Тебе понравилось?
– Очень.
Он делает шаг ко мне, и я удивлена тем, что не вижу искр, рассыпающихся в воздухе. Это неправильно, я знаю, что это неправильно, только вот не могу вспомнить, почему.
– Я… я… – Он качает головой и опускает взгляд. – Я не могу перестать думать о тебе, – признается он тихо.
Мы так близки, что подол моей юбки трется о мысы его туфель.
– Правда? – спрашиваю я.
Он смеется.
– Я думал, что выразился понятно.
– Я… я не очень-то опытна в таких делах.
– Думаю, что совсем неопытна, – мягко произносит он.
– Ты прав, – признаюсь я.
– Справедливости ради скажу, что у меня тоже нет большого опыта.
Я хмурюсь.
– Разве не этим ты занимаешься с Карнелиан?
Лишь только ее имя слетает с моих губ, я тотчас жалею об этом. Тень пробегает по лицу Эша.
– Ты сама не знаешь, о чем говоришь.
– Я просто подумала…
– Что я соблазняю каждую встречную женщину? – спрашивает он устало.
– Нет, – твердо говорю я. – Просто… Я видела вас вместе.
Его глаза полыхают серо-зеленым огнем, как тогда, на балу.
– Ты исполняешь приказы герцогини, даже если тебе этого не хочется?
– Да, всегда.
– А бывало такое, что не подчинялась?
Я закусываю губу, вспоминая разбитую виолончель на полу моей спальни.
– Я знаю. Это чревато последствиями. – Кончики его пальцев касаются моей руки. – Ты хочешь, чтобы я ушел?
«Будь образцовым суррогатом», – шепчет Люсьен.
– Нет, – отвечаю я.
Еле заметная улыбка озаряет его лицо.
– Могу я тебя кое о чем спросить?
Я вся трепещу, вдыхая его запах – мыла, чистого белья и чего-то еще, должно быть, мужского.
– О чем угодно.
– Как тебя зовут?
Мое сердце взрывается фейерверком сверкающих осколков.
– Вайолет, – шепчу я.
Он закрывает глаза, будто запоминает мое имя как ответ на загадку или секретный ключ.
– Вайолет, – шепчет он. И его губы накрывают мой рот.
Я полностью во власти неизведанных ощущений. Губы Эша нежно скользят по моим губам, и я открываю в себе новую Вайолет, о существовании которой даже не догадывалась. Неужели в моем теле живут все эти чувства? Выходит, я совсем не знала себя.
Эш отстраняется, берет мое лицо в свои ладони, прижимается лбом к моему лбу.
– Это опасно.
– Да.
– Здесь нельзя оставаться.
– Нет, – соглашаюсь я, хотя и не уверена, имеет он в виду концертный зал, или дворец, или саму Жемчужину.
– Ты сможешь встретиться со мной в библиотеке через пятнадцать минут?
Я чувствую, что могла бы встретиться с ним и на Луне, если бы он попросил об этом.
– Да.
– Тогда у последнего стеллажа на восточной стороне возле окна. Ищи «Очерки перекрестного опыления» Кадмия Блейка.
Меня забавляют его странные инструкции.
– Как ты сказал? – смеясь, переспрашиваю я.
Он усмехается.
– Доверься мне. – Но тут его лицо становится серьезным. – Только подумай хорошенько. Это твой выбор, и я тебя пойму, если ты не придешь.
Я киваю, и он исчезает за кулисами.
Это свидание в библиотеке мало того что может вызвать недовольство Люсьена, но если еще узнает герцогиня… я даже думать не хочу о том, что может случиться. Что-то очень, очень плохое. Я не должна этого делать. Я уверяла Люсьена, что мне можно доверять. Обещала быть паинькой.
