«А может, он пройдет мимо? — металась в голове мысль. — Решит, что обознался, и направится дальше?..»
— Точно ты, — раздался знакомый голос буквально за спиной. — Твою походку я не спутаю ни с чьей.
— Как и я твою…
И она обернулась, набрав предварительно полные легкие воздуха.
— Привет, — сказал он, скупо улыбнувшись.
Перед тем как ответить на приветствие, она окинула быстрым взглядом его лицо, не понимая, что в нем изменилось…
— У меня новый нос, — как будто прочитал ее мысли Дато.
— А у меня старый, — ляпнула Маша.
Улыбка его стала шире. Еще секунда, и она превратится в ту самую, детскую, от уха до уха. И на щеках образуются складочки, похожие на завитушки.
— Извини, забыла поздороваться, — пробормотала Маша, отводя взгляд.
— Не думал, что ты все еще тут…
— Я не все еще тут, — поправила его она. — Только две недели.
— А я второй день. Поразительно, правда?
— Что именно?
— Что мы с тобой недавно приехали в город и уже встретились.
— Тбилиси — город маленький, — пожала плечами Маша. — Хоть и большой… — Это было на самом деле так. В Тбилиси все знали всех и, что самое удивительное, все со всеми встречались рано или поздно. И это при том, что численность населения перевалила за миллион.
— Как ты? — просто спросил он.
— Хорошо, — так же просто ответила она.
— Выглядишь потрясающе… — Маша никак не отреагировала на его комплимент. Надо было сказать что-нибудь, хоть «спасибо», но она молчала и чувствовала себя полной дурой. — Где жила до этого?
— В Москве.
— Надо же. Я тоже. Но там мы почему-то ни разу не встретились. Хотя Москва тоже маленький город, хоть и очень, очень, очень большой.
— Ты извини, но мне идти надо, — выдавила из себя Маша.
— Позволь провожу? Ты куда направляешься?
Она ткнула в здание академического театра.
— Опять хочешь записаться в драматический кружок? — усмехнулся Дато.
— Меня уже записывали один раз. Теперь взяли в труппу.
— Поздравляю.
— Спасибо. Я пойду.
И она двинулась по направлению к театру. Давид вместе с ней.
— А ты куда идешь? — поинтересовалась Маша.
— На встречу с одним человеком. — Он покосился на нее. — Не спросишь, как Зура? Или знаешь — как?
— Соседка, Ирма, ты ее наверняка помнишь, сообщила сегодня, что он грузчиком работает и… пьет.
— Не соврала.
— Жаль. Он очень талантлив.
— Ты тоже…
И она вспыхнула. Возможно, он не имел намерения задеть ее, но Маша по-своему расценила его слова. А именно: «Ты тоже талантлива. Но почему-то до сих пор не звезда театра или кино. Ты — начинающая актриса. Дебютантка. По существу, статистка, ведь на главные роли ты не можешь пока претендовать. А тебе уже за тридцать. А если точнее, под сорок. Когда-то ты тоже подавала большие надежды… Так чем ты лучше Зуры? Только тем, что не пьешь?»
— Прощай, Давид! — выпалила Маша, чуть ли не бегом достигнув крыльца.
— Постой…
— Прощай, — повторила она и скрылась за дверью.
Глава 4
Прошлое…
Отец гневно уставился на Машу и переспросил:
— Что ты сказала?
— Я люблю Давида, — едва слышно повторила она.
— Этого башибузука? Да ты с ума сошла? Или как у вас, молодых, говорят? С катушек слетела?
Маша опустила голову. Она сидела на диване, смиренно сложив руки на коленях. Отец нависал над ней, упершись кулаками в журнальный столик. Мама стояла в стороне. Через плечо было перекинуто полотенце. Его краем она протирала тарелку, которая давно была сухой.
— Я запрещаю тебе, Мария, встречаться с этим башибузуком! — рявкнул отец.
— Перестань его так называть!
— А как прикажешь? Рыцарем без страха и упрека? Он головорез, Мария!
— Нет, он не такой!
— Мать, скажи ты! — воззвал он к жене.
— Доченька, мы желаем тебе только счастья… — начала та.
— Тогда дайте мне свободу! — воскликнула Маша и вскочила. — Сейчас она для меня синоним счастья!
— Чтобы ты себе испортила жизнь?
— Моя жизнь, имею право портить!
— А о нас с отцом ты подумала? — с горечью проговорила мама. — Твои ошибки — наша боль. Ты хочешь разбить наши сердца?
— Мамочка… — Маша рухнула обратно на диван и заплакала. — Я люблю вас, но вы поймите… Я и его люблю! Что мне делать? Выбирать между вами и им? Разорвать сердце пополам?
Мама торопливо подошла к Маше, села рядом, обняла.
— Это пройдет, доченька, — прошептала она успокаивающе. — Первая любовь хоть яркая, запоминающаяся, но проходящая. Забудешь ты своего Давида очень скоро. Главное, постарайся сделать это…
— Не понимаю, почему из двух братьев ты выбрала именно его? — вступил в разговор отец. — Против Зуры я бы не возражал. Умница, талантище…
— А как хорошо воспитан, — подпела ему мама. — Да и симпатичный. Мне он очень нравится. Опять же, между вами много общего, оба любите живопись, театр, книги. А что Дато любит? Бузить, драться, гонять на своем мотоцикле?
— Вы не знаете его, — заступилась за любимого Маша.
— Это ты не знаешь! — горячо возразила мама. — Потому что на твоих глазах розовые очки. Послушай двух взрослых, мудрых, а главное, желающих тебе добра людей и расстанься с ним.
Она поцеловала дочь в висок и, сделав мужу знак, вышла из комнаты. Он за ней следом…
Дверь за родителями закрылась.
Маша осталась наедине со своими мыслями.
Она понимала, что родители правы. Дато не тот, с кем нужно связывать жизнь. Может, и не башибузук, как называл его папа, но бузотер и драчун, как точно подметила мама. А еще неуч. Не дурак, бесспорно, но тройки ему ставят лишь затем, чтоб Дато получил аттестат и покинул наконец школу. Он совсем не готовит уроки и не читает книг. Даже кино его мало интересует. Театр терпит лишь из-за нее, Маши. От классической музыки его тошнит, зато хеви-метал может слушать с утра до вечера. Особенно гоняя на своем Казбеке (взамен велику пришел мотоцикл, его Дато назвал тоже в честь жеребца древнего царя). А агрессивный какой! Чуть что, сразу в драку. И так на протяжении всех лет, что они знакомы. Помнила она, как Дато, будучи еще совсем зеленым, отлупил пацана, пристававшего к ней. А сколько было после того, не счесть! И ведь ясно, что в ее отсутствие он ведет себя еще хуже. С Машей Дато, как он сам говорит, открывает свои светлые стороны. Бывает весел, нежен, заботлив, мил, внимателен, позитивен, открыт, романтичен. А взрывается, только если гармонию их маленького мира кто-то грубо нарушает. «Он топчет наш замок из песка» — иносказательно формулировал он претензии к тем, кто это делал. И шел защищать свои бастионы. Или мстить за то, что их все же разрушили.
