– Едем…
Группа спускалась с крыльца и уже открылась боковая сдвижная дверца микроавтобуса «Фольксваген», когда подполковнику Кирпичникову позвонила жена.
– Володя, ты домой скоро?
– Думаю, что нескоро. У нас работа в полном разгаре. А что случилось?
– Тут следователь из следственного комитета приехал. Говорит, срочно нужно с тобой поговорить. Просит оставить дела и немедленно приехать. Он ждет. Не московский, издалека приехал. Восемь часов за рулем. Приедешь?
– Это невозможно. Если у следака есть необходимость в срочной беседе, пусть выпишет повестку и оставит. У меня нет восьми часов в запасе, чтобы к нему ехать, и восьми на обратную дорогу, но я могу попросить вертолет. Что у него за срочность такая?
В трубку было слышно, что жена что-то объясняла стоящему рядом с ней следователю, но разобрать слова оказалось невозможно. Наконец жена сообщила:
– Говорит, в деревне, где ты отдыхал, священника застрелили.
– Отца Викентия?!
– Да, иерея Викентия Колпакова.
– Пусть оставит свой номер телефона. Как только освобожусь, я ему позвоню. Сейчас даже поговорить с ним нет возможности. У нас срочная работа. Или… Если у него есть время, пусть дождется меня. Как только закончим, я постараюсь приехать. Не думаю, что дело затянется. Напои его чаем. Если устал, постели ему в моем кабинете. Спроси, будет ждать?
– Будет, если можно. Говорит, дело не терпит отлагательств. Ты, кажется, последний, кто видел священника живым. Очень надеется, что ты кого-то видел или о чем-то говорил с убитым. Попытайся все вспомнить. Он так просит.
– Пусть ждет. Я постараюсь, хотя подозрительного, кажется, ничего не видел, да и сам отец Викентий выглядел вполне обычно. Но я напрягу память. Я умею это делать.
…Машина тронулась. За ворота выехали, предъявив на КПП спецпропуск, позволявший покидать территорию без досмотра транспорта. Электронную подпись на этот документ имел право поставить только сам генерал-лейтенант Апраксин или его заместитель по науке. Заместителя по оперативной работе, в ведение которого и должны были бы попасть все офицеры оперативной группы, у Апраксина пока еще не было, а многочисленные кандидатуры со стороны после тщательного рассмотрения генерал отвергал.
Время для поездки было не самым удачным, но выбирали его не сами испытатели и даже не милиционеры, на которых они должны были сейчас сработать, а исключительно обстоятельства. Под вздохи своего водителя долго тянулись среди вереницы машин на внутренней стороне МКАДа; наконец, выскочили на шоссе Энтузиастов, но оно тоже оказалось забитым машинами. Однако вскоре свернули направо и только тогда смогли набрать относительно нормальную скорость.
Впрочем, подполковник Кирпичников, погруженный в свои мысли, кажется, даже не замечал пробок. Слова жены основательно выбили его из рабочего ритма, хотя сделать это было достаточно сложно. По мере приближения к месту встречи с «обэповцами» Кирпичников уже взял себя в руки.
Честно говоря, Владимир Алексеевич плохо знал отца Викентия, и разговаривал с ним всего несколько раз, но, правда, подолгу. Кажется, иерей просто не умел излагать свои мысли кратко, потому что хотел выплеснуть на собеседника все, что у него накопилось в душе. А там много чего накопилось.
– Мы сейчас вот о кризисах все говорим. И финансовый, и нравственный, и любой другой. Но те, кто говорит о кризисах, не упоминают о кризисе самом главном – об информационном. Когда на площади собралась толпа в десять тысяч человек и каждый пытается что-то сказать, никто друг друга не слышит. А слышат только того, у кого в руках микрофон. Это и есть кризис. Кто захватил в свои руки микрофон – то есть, все средства массовой информации – и разговаривает с нами, навязывая свое мнение, тот и устанавливает собственное право на информацию. А нам остается только друг с другом толковать и телевизоры в окно выбрасывать. Я свой выбросил. И многие мои прихожане повыбрасывали. Демонстративно. Чем выше этаж, тем лучше!
Это и было для священника оправданием его манеры говорить торопливо, не останавливаясь. Пытаясь разом высказать все, что наболело в душе и рвалось выплеснуться через край.
В церковь Святого Николая Кирпичников впервые пришел сразу по приезде к брату. Советские застойные времена сказались на здании так же сильно, как и на вере вообще. Храм в свое время был основательно разрушен и перестроен под какие-то местные нужды. Брат как-то сказал, что долгое время там размещался колхозный склад для удобрений. И реставраторам-энтузиастам, тем, кто хотел восстановить храм на высоком волжском берегу, пришлось немало потрудиться, чтобы сделать пригодным для службы хотя бы основную часть, от которой пришлось отрезать добрую четверть для алтаря. Больше его разместить было негде. Старинная алтарная часть помещения была по каким-то причинам снесена. Может быть, колхозу когда-то срочно понадобился хороший кирпич, чтобы построить дом своему председателю. Иначе объяснить снос лишь части здания было сложно.
Тогда, в первый его приход, священника в церкви не было, только несколько рабочих штукатурили стены в небольшом проходе сразу за дверьми. Владимир Алексеевич зашел в храм из любопытства. Церковь выглядела бедной и походила на те многие деревенские храмы, которые годами восстанавливаются своими силами. Своими же силами прихожане делали нехитрую церковную утварь. Но в этой простоте чувствовалось больше душевности и любви, чем в холеных московских церквях.
Вернувшись в дом к брату, который ради приезда последнего своего близкого родственника не пошел, как собирался, на рыбалку, Владимир Алексеевич поинтересовался, когда здесь проходят службы. Оказалось, как во всех деревнях: в субботу вечером – Всенощная, и в воскресенье утром – Божественная литургия. Однажды подполковнику Кирпичникову довелось побывать на службе в одном деревенском храме, когда там не было ни одного прихожанина. Тем не менее, священник с алтарником вели службу, нимало не заботясь о том, сколько человек посетило храм. Примерно такую же картину подполковник ожидал увидеть и здесь. И потому очень удивился, когда в субботу вечером увидел вереницу людей, бредущих от большой дороги, где была автобусная остановка, по едва укатанной колее. Идти так нужно было около четырех километров. Но люди шли большей частью немолодые, причем мужчин было почти столько же, сколько женщин, что тоже не в каждом храме можно встретить.
– В храм, на службу народ собирается, – объяснил младшему брату Виктор Алексеевич.
– Так много приходят?
– И приходят, и приезжают, – подтвердил старший брат.
– В таких диких местах обычно народ на службу не соберешь… Разве что на праздник.
– Наши здешние службы пользуются популярностью. Отец Викентий – личность известная.
– Чем?
– Пообщаешься, сам поймешь. Только саму службу сначала внимательно прослушай.
– Службы все, в принципе, одинаковы…
– Не все, – отрицательно покачал головой старший брат. – Очень даже не все. Эта служба твоему нынешнему настроению полностью будет соответствовать. Уж поверь мне…
