Пал Палыч только посмеялся и подарил Ирочке на прощание парочку ракушек и кусочек коралла. Зато Аня рассвирепела. По дороге домой она молчала, на Ванины вопросы отвечала кратко и односложно, а Ирочку просто не замечала. Девочка чувствовала себя виноватой и шла понурив голову, но вдруг сорвалась с места и ринулась вперед:
– Мама! Ма-а-а-ма!
Около Ваниного подъезда стояло такси, оттуда только что вышла Софья Александровна.
Через секунду Ирочка висела у нее на шее.
– Вот и все. – Ваня взял Аню за руку. – Конец твоим напрягам.
Однако в голосе его чувствовалось явное сожаление, да и сама девушка вдруг с удивлением обнаружила, что вовсе не радуется освобождению от Ирочки. Несмотря на массу сложностей, проблем и накладок она все же успела привязаться к девочке.
Ребята поздоровались с Софьей Александровной, и Аня тут же стала прощаться.
– Подожди, подожди! – Ирочка схватила ее за руку и потянула к своей маме. – Мам, давай Аню усестрим.
– Это как? – не поняла Софья Александровна.
– Очень просто! – Ирочка даже в ладоши хлопнула. – Брат у меня уже есть, а я еще хочу сестру. Только не новую, маленькую, а большую и обязательно Аню. Она хорошая!
Когда через два дня Аня с Ваней провожали Софью Александровну и Ирочку в аэропорт, девушка предложила:
– Привозите к нам Ирочку через полтора месяца. Мы в лагерь поедем, там лес, речка. Хорошо?
Ваня от удивления даже рот открыл:
– Нормально! А как же насчет…
– С Пал Палычем я разрулила. Он не против, если мы будем за ней присматривать. Ну что, сестренка, – обняла она Ирочку, – поедешь в лагерь?
Девочка радостно закивала.
А Ира Дмитриева в самом деле очень серьезно готовилась к экзаменам в Школе искусств. Положение у нее было почти безвыходное. В конце мая нужно было сдавать зачетные работы, а кроме нескольких пейзажей, акварельных этюдов и одного недавно законченного портрета Могиканина, которым она была, в общем-то, довольна, похвастаться перед комиссией было нечем. Одним словом, она возлагала большие надежды на эту творческую работу, которую задумала давно, еще до Нового года.
– Не опускай голову, – потребовала Ира, взглянув на Егора. – Взгляд острее, жестче, ты же римлянин.
Но это, как вы догадались, уже совсем другая история.
