– Выйдешь?
– Выйду. – Она откинула одеяло: – Иди сюда, а то замерзнешь, жених…
В этом была своя правда.
– Я тебе говорил, что жить без тебя не могу? – От нее пахло лишь ею, и еще немного – пыльной розой и Шеффолк-холлом. – А еще меня уволили… и я из дому ушел, но ты уже дала согласие. Так что все равно выйдешь.
– За бездомного и безработного?
– Именно.
– Выйду, конечно. – Сухие исцарапанные губы коснулись щеки. – Какая же ты бестолочь, Кейрен… Но я тебя люблю… тебе не рассказать, как я тебя люблю.
Это хорошо. Только не понятно, зачем опять плакать?
– Я тебя вытащу, обещаю. – Кейрен собирал ее слезы, соленые и в то же время сладкие, терпкие, как вино, то, которое осталось в доме.
Их с Таннис доме.
– И мы уедем.
– К морю?
– Если хочешь, то к морю… Райдо нас примет, для начала у него поживем, а там как-нибудь устроимся. Присмотрим дом.
– На берегу?
– На берегу.
Она еще терла покрасневшие глаза. Слушала. Верила.
– Я найду работу… за Перевалом людей не хватает. Точнее, не людей, но… там не важно, что я от рода отказался… я все-таки неплохой специалист… или свое дело открою. Буду розыском заниматься.
– И кого искать станешь?
– Да хоть комнатных собачек, лишь бы платили… а ты будешь варить свое варенье из этой… как ее…
– Смородины?
– Именно, из смородины. Я тебе целый ящик гусиных перьев наточу, чтобы было чем косточки выковыривать, только, пожалуйста, не плачь.
– Не буду.
– Все равно ведь…
– Все равно. – Она шмыгает носом, и нос этот распух, а глаза заплыли, сделались красными, больными. И слипшиеся ресницы – мягкие иголки, с которых Кейрен снимает прозрачную слезу.
– Ты научишься варить кофе на песке. И сошьешь розовые занавески.
– Почему розовые?
– Не хочешь розовые, сошьешь голубые, разрешаю… а по субботам я буду жарить блинчики…
– И гулять. По берегу.
– И гулять, – согласился Кейрен.
…по берегу, который есть где-то там, за Перевалом. Сказочный, существующий ли вовсе?
– Извини. – Таннис мазнула по распухшему носу ладонью. – Тебе пора, наверное.
– Куда?
– Туда, – она указала на окно.
– Там ночь, и зимняя, между прочим. Лед, ветер и дикие собаки.
– Кейрен, я серьезно.
– И я серьезно. Волкодавы. С вот такими клыками…
– Кейрен, – Таннис высвободила руку, – ты понимаешь, что если тебя найдут здесь, то…
– Убьют.
– Именно.
– Значит, нужно сделать так, чтобы не нашли.
…и желательно быстро, поскольку и самая длинная ночь в году имеет обыкновение заканчиваться. А утро, судя по запахам в комнате, не обойдется без дружеского визита.
– Таннис, во-первых, без тебя я точно не уйду.
…а спустить ее по отвесной стене не выйдет. Не в ее нынешнем состоянии.
– Во-вторых… я должен кое-что проверить. Да не вырывайся ты, не собираюсь я шею твоему другу сворачивать, хотя, признаюсь, очень хочется. Мне его и вызвать нельзя, поскольку человек… Успокоилась? Вот и ладно. Так вот, есть подозрения, что твой милый друг… ладно, не милый и не совсем друг, только не хмурься, но он собирается отправить этот город, большую его часть, к первозданной жиле. Таннис… ты веришь мне? Посмотри, пожалуйста, в глаза. Ты мне веришь?
– Верю.
И снова слезы.
– Я за тебя боюсь. – Она цепляется за руки и сама обнимает. – Если бы ты знал, как я за тебя боюсь.
– Ничего. Я живучий.
…невезучий только. И любопытный не в меру, но последнее в нынешних обстоятельствах скорее плюс.
– Кейрен.
– Я не уйду, родная. Я же объяснил почему… если бы я точно знал, что, свернув шею этой скотине, все остановлю, я бы это сделал.
– Но ты не знаешь?
– Не знаю.
Сладкая кожа, мягкая. И эта ямка на горле, в которой бьется пульс. И сцепленные ладони… и запястья с темным рисунком вен, подступивших близко к коже.
– Я знаю, что он человек, сволочь, но человек. А человек, даже самый одаренный, не управился бы с истинным пламенем.
Надо остановиться, пока не поздно.
…не следует недооценивать Шеффолка, пусть и нюх у него по-человечески слабый.
– Сделать бомбы – мало. Их нужно настроить. Синхронизировать с кристаллом. Человек на такое физически не способен. А тот сумасшедший, который согласился помогать Шеффолку, он ведь понимал, что именно затевает. И не удивлюсь, если сам подсказал… понимаешь?
Кивок.
– И я должен найти заряды. Или кристалл.
– С чего ты решил, что они здесь?
– А где еще, Таннис? Мой дядя ошибался, когда говорил, что обыск ничего не даст. Шеффолк-холл – самое надежное место, которое только можно себе вообразить. Он древний и закрытый. Герцогиня давным-давно никого не принимает, но статус ее сам по себе защита от… излишне любопытных.
Таннис кивнула и тихо сказала:
– Она ненормальная.
– Кто?
– Герцогиня. Ты знаешь, что она посадила в клетку своего мужа…
Она обняла себя за плечи.
– В ее комнате полно мертвых роз. И еще она только белые платья носит, вроде свадебного… это как траур… она его убила, и все равно траур… Если Освальд тебя найдет, он… пожалуйста, Кейрен, уходи. Пусть все… идет. Я уговорю его остановиться. Он же не сумасшедший, он просто запутался и…
– Таннис! – Кейрен прижал палец к губам. – Надеюсь, в твоем шкафу хватит места?
По коридору не шли – крались, то и дело останавливаясь, прислушиваясь к темноте. И кто бы это ни был, но явился он не вовремя.
– Тише, девочка. Ты вернешься в постель, и… если вдруг начнут вопросы задавать, просто плачь. В твоем положении плакать естественно… и не бойся, все у нас будет хорошо.
Ее шкаф был забит старыми шубами. И Кейрен зажал нос, чтобы не расчихаться от пыли. Он зарылся в древние ветхие меха, осознавая, что все-таки появление его в Шеффолк-холле сродни безумству. И все-таки…
Дверь отворилась почти беззвучно.
– Таннис? Ты не спишь? – тоненький старушечий голосок.
И следом мягкое, вкрадчивое:
– И что вы делаете здесь, тетушка.
Запах плесени и земли пробивается сквозь пыль. И ярость клокочет в горле.
