– А еще я потерялась…
– И нашлись. Я отправил записку вашему мужу.
– Спасибо.
– Пожалуйста.
Странно думать, что Оден мог бы стать ее мужем. И Кэри искоса разглядывала его. Красивый? Пожалуй. И еще сильный. Надежный. Спокойный… и наверное, очень и очень хороший, но чтобы мужем…
– О чем думаете?
– Обо всем сразу. – Она наклонилась и смахнула снег с морды борзой. – О том, как бы оно было, если бы…
– Мы поженились?
– Да.
– Пожалуй, мы стали бы друзьями. – Сняв китель, он набросил на плечи Кэри. – Не возражайте. Мне перед вашим мужем отчитываться.
Не возражает. Темная шерсть пахнет Оденом, и запах этот, приятный, но чужой.
– А в остальном… боюсь, мы оба причиняли бы друг другу боль, сами того не желая.
– Потому что вы любите свою жену?
– Да.
– А я – мужа. – Кэри еще никому в этом не признавалась. И сказав, вздохнула с облегчением.
Так и есть.
Любит. Вечно хмурого. Задумчивого. И раздраженного, когда у него что-то там не выходит. Неуверенного в себе. Гениального. Сонного под вечер, особенно когда вечер поздний, а накануне он в очередной раз засиделся…
– Тогда вам повезло, – очень серьезно ответил Оден.
Кэри знает.
– А… ваша жена?
– К счастью, ее положение – хороший предлог, чтобы не появляться при дворе. Она тоже… не любит подобного рода мероприятий.
…а здесь не любят ее, полукровку. И эта взаимная нелюбовь уже устоялась, сделалась привычной и не особо досаждает обеим сторонам.
– За Перевалом все иначе. – Оден раскрыл ладонь, и снежинки садились на нее, таяли, оставляя на коже россыпь капель. – Вы же знаете.
– Да, наверное…
О чем с ним еще разговаривать? Хороший и чужой… и то, что чужой – важнее. Но и молчать с Оденом вполне удобно, вот только время идет-идет, а Брокк не появляется.
И нехорошо как-то…
…что подумают о них двоих?
…наедине с посторонним… нет, Брокк сам сказал, что Оден… и все-таки… если вернуться, то…
– Не думайте о всякой ерунде, Кэри. – Он поднялся и подал руку. – Поверьте, что бы вы ни делали, всегда найдется кто-то, кто увидит скрытый смысл в ваших поступках. Идемте, поищем вашего мужа. Но если станет дурно, говорите.
И снова свет.
Воздух густой, тяжелый. Нервные переливы скрипки, которые заставляют Кэри вздрагивать и цепляться за руку спутника.
Маски вьются, как вороны.
Черные… откуда столько черноты? Они кружат, кланяются, что-то говорят Одену, и тот отвечает, пока еще спокойно, но Кэри чувствует, как он напрягается.
Злится.
Сдерживает злость. А круг воронья рассыпается, позволяя сделать еще несколько шагов.
– Выпейте. – Оден протягивает бокал на длинной ножке. – Вам все-таки необходимо взбодриться.
Наверное. Невыносимо кружится голова, и все-таки она упадет в обморок. Странно, прежде подобного с Кэри не случалось. И она пьет, глотает жадно, изнывая от жажды, не чувствуя вкуса.
И глаза Одена темнеют.
Упасть ей не позволили. И подхватили на руки.
– Я сама…
– Конечно, но как только мы отсюда выйдем…
…вороны-вороны…
…иссиня-черные перья и уродливые маски…
…короткие плащи будто крылья… музыка играет так громко, пусть замолчат скрипки! Кэри не желает слышать их. Она потерялась в стае воронья, и домой… очень нужно домой… ее мутит, а еще голова раскалывается.
…и зеркала вокруг.
Зеркала повторяют каждое ее движение, и яркая вышивка, белым по белому, ослепляет. Даже закрыв глаза, Кэри не избавляется от головокружения. Пух летает.
Перья.
Белые-белые… и черные… вороны опасны…
– Дурно стало, – такой далекий и знакомый голос, ему Кэри доверяет, потому что вороны его боятся. И пока Оден рядом, не посмеют приблизиться. – Из-за духоты…
Брокк…
…он просил не отходить, а Кэри потерялась.
– Кэри, вы меня слышите?
…едкая вонь заставляет открыть глаза, несмотря на то что веки отяжелели.
– Вы горите. – Рука Одена лежит на лбу, она чувствует эту руку, удивительно холодную и при том тяжелую. Еще немного, и голову раздавят.
– Жарко.
Говорить еще тяжелее, чем дышать.
– Кэри… – Брокк нашелся. Как хорошо, что он нашелся! И теперь Кэри его не отпустит. – И не надо отпускать, держись за меня.
Птицелов. А Кэри – белая цапля… и шелк скользкий, она не знала, что шелк бывает настолько скользким, а еще в нем очень-очень жарко.
– Что с ней?
Кто-то другой оттесняет Брокка. Этот другой высок и черен, не ворон, нет, у воронов другие лица, и не лица – маски, которые остроклювы и опасны.
– Нервное переутомление. – Этот другой трогает лицо Кэри. Его пальцы жестоки, и Кэри пытается увернуться от них. – Леди необходим отдых…
…домой.
Ей нужно домой, где нет ни скрипок, ни огней, ни воронья.
– Скоро, – обещает Брокк. – Скоро отправимся…
Тот, другой, с жестокими пальцами, заставляет Кэри открыть рот, он вливает горькие капли, но их горечь унимает жажду.
Ее несут. Хорошо, как в колыбели… и родной запах успокаивает.
– Кэри…
Она бы ответила, но не может говорить… или не хочет… спать вот – хочет и сильно… пусть и эта комната – не дом, но в ней нет яркого света, камин и тот погас.
Хорошо.
– Послушай меня, Кэри. – Брокк не отпускает ее руку, а может, и наоборот, Кэри за него держится. – Сейчас мне нужно уйти, но я вернусь. Полчаса, и мы отправимся домой.
Ей все равно.
Лишь бы не было яркого света и воронов.
– У двери будет охрана…
…он что-то еще говорил, но Кэри уже не слушала. Пускай охрана… пускай дверь… пускай он поскорее возвращается, потому что снова ночь, а ночью ей без него одиноко.
И, кажется, он обещал… обещания – те же слова, но Брокк сдержит…
Но все-таки Кэри заснула. И во сне ее открылась дверь, впуская черных воронов. Склонившись над Кэри, они набросили на нее черный плащ и маску сменили.
Кэри не хочет быть вороном.
Маска тяжелая… а плащ и вовсе душит. Кэри пытается снять его, мечется по кровати, но ее крылья неподъемны. Это потому, что она, Кэри, уже не цапля – ворон.
