А встать надо, хотя бы на четвереньки.
…поет, манит пламя, обещая избавить от боли. Голова же раскалывается, и каждое движение дается с немалым трудом. Стальной Король вязнет в ковре, украшая его россыпью алых пятен.
Из носа еще течет, и дышать неудобно.
Злит.
И то, что матушка не послушала… уехать бы ей, а она не послушала…
…пальцы дотянулись до жесткой парчи, и Стальной Король усмехнулся. Все-таки умирать не хотелось, и он пока жив.
…пока.
– Уходи, – он говорил, понимая, что разговаривает вслух, но зная – и так будет услышан. – Возвращайся в колыбель…
…черного обсидиана, сухого колючего воздуха, который, наполняя легкие, забивает их. Пепла и сажи… сажи и пепла… небо красное.
Ему ли, Королю, не знать, что истинное небо должно быть именно таким…
…как платье старой королевы… ей не шел траур, но правила требовали соблюдать условность…
– Еще не время. – Он сел, устроив голову на коленях матери, как давным-давно, в детстве, когда ему еще позволительно было нарушать условности. – Уходи. Этот город принадлежит мне… по праву крови…
…по праву силы, которой почти не осталось.
И Стальной Король смежил веки.
Он видел пламя.
Подземные озера лавы и широкие протоки огненных рек, что тянулись друг к другу, переплетаясь сетью расплавленного камня. Тонкие ручьи и хрупкие своды древних пещер.
Он видел землю и паутину корней, что живых, что каменных. Фундаменты домов, сросшиеся друг с другом, сродненные землей и прожитыми веками. И стены, выраставшие из них, слишком тонкие, чтобы защитить.
Видел пустые улицы.
Реку, раскормленную осенними дождями и снегом. Мосты и баржи…
…металлическое кружево флюгеров и башни, выстроенные многие сотни лет тому…
…видел людей.
И трещины, которые расползались по мостовым. Медленно.
…слишком быстро.
– Уходи, – шепот его утонул в многоголосом напеве огня. – Уходи, предвечного мира ради…
…он вытер кровь, понимая, что оглох. И снова надорвался и, наверное, уже не оправится, но… город еще жил. На краю.
На огне.
Но жил… и Король гулким шепотом уговаривал пламя отступить. А оно внимало каждому слову. И значит, город будет жить.
…пока у него хватит сил говорить с огнем.
Пока…
Он дотянулся до мертвой руки королевы и, сняв темный рубин, поднес к губам.
– Я расскажу тебе о… о чем-нибудь расскажу… только слушай, ладно? Пока я говорю… перемирие… не знаю, на что я рассчитываю, быть может, на чудо, но нам ли не знать, что чудес не бывает? Знаешь, да? И я вот… последний король… здесь – последний… Одена не хватит, чтобы удержаться и здесь, и за Перевалом… его закроют… наступит перемирие… ты знаешь, что такое перемирие? Правильно, покой. На лет сто, быть может – меньше… люди быстро живут. Они жадные, и скоро здесь им станет тесно… а я сам себя переиграл. Тебе смешно?
Материнская жила умела смеяться.
Вздыхать, раскрывая жадный рот лавы. Выпускать полупрозрачный радужный пузырь, который на воздухе застывал и шел трещинами. Он оседал под собственной тяжестью, чтобы смешаться с лавой и возродиться в ней же.
Огонь к огню…
– …помнишь, как ты звала меня? Каменный лог… ты знаешь это место, колыбель, в которой тебе стало тесно… и нужна другая, но здесь ты не сможешь остаться. Тебе только кажется, что сил хватит. Мне ли не знать, сколь опасно силы переоценивать.
Кровь щекотала шею. И Король чесал ее, раздирая.
Кожа отслаивалась с чешуей.
А силы таяли…
…сколько еще ему осталось?
Немного.
До чуда… а чудеса случаются…
– В детстве я верил, что на Перелом и вправду сгорает все дурное, а мир возрождается очищенным… Перелом случился, а сгорать только теперь? Это, по-моему, не совсем справедливо. Ты так не считаешь? Нет? Смеешься… и говоришь, что больно не будет. Ты и тогда это мне шептала… а я не боюсь боли. Боль – это жизнь, а вот ты покой обещаешь. Рано мне еще… я только-только отходить начал… учиться… жить учиться, а это тоже надо… раньше все больше… разум, рацио… но кто не делает ошибок? Ты? Ты да, совершенна, дай тебе волю – весь мир под себя переплавишь. К слову, о мире… что случилось с прежним? Ты же знаешь, помнишь… мне говорили о холоде, но ты-то не солжешь.
Иногда голос обрывался, и тогда натянутая до предела струна жилы мелко вибрировала. Еще не звук, скорее тень его, которая заставляла Короля мучительно кривить губы и сглатывать кровь.
Главное – не захлебнуться.
Слово и еще слово, на каждое, как ни тяни, уходит меньше секунды, но силы тратятся.
Тают.
Ничего. Главное, слушает… а пока слушает – есть надежда.
– Ты еще тогда пыталась… красное небо – это не отсюда ведь, верно? И огонь от края до края… низкое солнце… оно было другим, нездешним. Слишком маленькое. Слишком тусклое. Тогда мне показалось, что я ослеп…
…оглушенный звуком собственного голоса, Стальной Король не сразу услышал звук.
Тонкий.
На грани восприятия. Дребезжание комара, который рядом… назойливый такой. Мучительный. И звук этот смешал мысли, заставив споткнуться на очередном слове, Король не помнил, каком именно, но пустом, наверняка пустом… в словах больше не было смысла, кроме одного – удержать жилу.
А она вдруг лопнула и на откате, еще не в гневе, в удивлении, отступила, чтобы ударить…
– Вот и все. – Король не без труда поднялся на ноги. В этом не было нужды, кто увидит его здесь? Мертвая матушка? Но сама мысль о том, что он погибнет сидя, внушала несказанное отвращение.
Он вытер нос рукавом, хотя предположил, что лишь размазал кровь.
Ничего.
И кажется, он ко всему оглох… остался только мерзкий дребезжащий звук, который мешал сосредоточиться на скорой смерти… и звук этот заставил стекла прогнуться.
Рассыпаться.
Брызнуть в лицо граненой крошкой.
Король смотрел, как катятся по полу стеклянные бусины. И, кажется, приседал, закрывая уши, не способный устоять перед звуком, который достиг максимума.
Оборвался.
Наступившая тишина сожрала дыхание. И сердце остановила, ненадолго – удивиться не успел. Только и думал о том, чтобы выстоять, сохранить разум, раздираемый жилой.
Он был королем.
…и был предвечным пламенем, что, вырвавшись из-под земли, пыталось расправить крылья.
…он был живым.
…и уже почти нет, фитилем, перегорающим стремительно. Огонь сжигал изнутри.
