Но наверное, не интересно, когда зрителей нет.
И Таннис, поймав насмешливый взгляд Освальда, улыбнулась в ответ: она понимает, действительно понимает. Но не собирается до конца жизни смотреть на его представление.
И все же шелест, раздавшийся за спиной, заставляет обернуться.
– Прошу моих дорогих гостей успокоиться, – теперь в голосе Освальда звучала неприкрытая насмешка. – Эти существа… не причинят вам вреда.
…существа.
Они выползали из коридора, медленно, настороженно, то и дело останавливаясь. Изломанные тела, длиннорукие, длинноногие. И лысые головы слишком тяжелы для тонких шей. Эти головы раскачиваются, точно бутоны на гибких стеблях.
…ползет змеей терпкий цветочный запах.
…не цветов – плесени.
– Господи!
Голос заставил подземника вздрогнуть и оскалиться.
– Не надо, – мягко попросил Освальд. – Они очень нервно реагируют на громкие звуки. И на резкие движения тоже. Ко всему они чуют запах страха. А вам ведь нечего бояться, дорогие гости?
Смех. Ему и вправду весело? До слез, до истерики. И подземник замирает у кресла, он тянется к Таннис, нервно трепещут раздутые ноздри, а выпуклые глаза почти скрыты плотными веками.
– Кыш. – Таннис топнула ногой, и тварь отползла, но, повинуясь едва заметному жесту Шеффолка, устроилась перед креслом, она свернулась, спрятав чрезмерно длинные кисти рук под тело, и замерла.
– Будьте мягче, это ведь тоже люди… когда-то были.
Неправда.
От твари воняло подземельем. И кажется, кто-то упал в обморок, кому-то стало дурно, только мертвой герцогине было все равно.
– Это лишь малая часть тех, кто признал мою власть. Надеюсь, их пример вас вдохновит… очень надеюсь…
Они вставали на колени, нехотя, с явным неудовольствием, однако не смея противиться власти нового короля. Наверное, они, эти люди, рассчитывали, что Освальд сделает за них грязную работу, а потом исчезнет. Это было бы очень порядочно с его стороны – исчезнуть, освободив дорогу людям куда более достойным… и он знал об этих их жалких мыслях, оттого и смотрел сейчас свысока, с презрением.
Блеклое лицо.
Злое.
Наверное, Таннис тоже следует встать на колени, но она сидит, вцепившись в подлокотники кресла, пытаясь понять, чудится ли ей странный тонкий звук…
…он раздается под домом.
И где-то сверху.
Он заставляет подземников волноваться, и твари скулят, пластаются на каменном полу. А розы, белые нежные розы сохнут прямо на глазах. И лепестки их вдруг осыпаются… не лепестки – пепел.
Пеплом пахнет.
Разожженным камином. Свечи стремительно оплывают, и по белому атласу стен бегут огоньки. А звук нарастает. Он громкий, и Таннис все же решается отпустить кресло… она затыкает уши, с удивлением обнаруживая, что из ушей идет кровь… и не только у нее.
Подземник катается по полу, изгибаясь и воя.
Освальд стоит, упираясь в стену, он дышит раскрытым ртом… кто-то кричит, громко и надрывно… и Бога молит… и надо встать… надо уйти… что-то пошло не так…
Пламя расползается по иссохшим лепесткам. Оно заглядывает в гроб, пробуя мягкую его обивку, цепляясь коготками-искрами за дерево, заглядывая в лицо покойнице. И это лицо искажается, точно она, герцогиня Шеффолк, вдруг оживает, чтобы закричать…
А Освальд идет, шатаясь, едва ли не падая…
– Вставай. – Ее подняли рывком, и Таннис скорее прочла приказ по губам, чем услышала. – Уходи…
Куда?
К себе, в комнате Райдо и…
– Уходи… – Освальд тянет ее за собой.
Оглядываться нельзя…
…тлеют гобелены на стенах, и блестящий доспех не защитит рыцарей от мертвого огня.
Люди остались… надо спасти людей… надо остановиться…
И ей не позволяют, Освальд с силой толкает Таннис вперед, за неприметную дверь, и сам останавливается, чтобы перевести дух.
– Туда… прямо… будет выход… Таннис, иди… пока я еще…
Он не договорил, провел ладонью по лицу, размазывая кровь.
– Там выход.
Руки на плечах.
– А ты…
– Я останусь… так надо… я ведь король. – Он провел пальцем по губам. – У меня и корона есть… вот… давно хотел тебе показать.
Тонкий золотой ободок и шесть алмазов.
Ему к лицу корона.
– Может, у меня еще получится… пожелаешь удачи?
– Я бы хотела.
Кивнул.
И сгреб Таннис в охапку.
– Уходи…
– Отпусти.
– Сейчас… еще немного… помнишь, я ведь тоже живой… пока живой…
Поцелуй осторожный.
И жадный. И наверное, она бы могла полюбить этого человека когда-нибудь, в другой жизни, где он не попытался бы стать королем. Но, наверное, он не был бы собой, если бы не попытался…
– Беги, малявка… – Он отступил. – Прямо по коридору… а потом налево… прямо и налево. Запомнила?
Запомнила.
И бежать пыталась, но как бежать, когда земля под ногами раскачивается? Неустойчивая какая… влево и вправо… и стены неровные, Таннис опирается. Ей надо остановиться.
Вернуться.
Райдо… наверняка услышал, что происходит в доме.
…с домом.
Он дрожал и расползался. По каменным стенам ветвились трещины, а воздух стал сухим, и, наверное, еще немного, и сам этот воздух вспыхнет.
Надо идти.
Шаг и еще… и десять… и двадцать… прямо и налево… выход там. Выбраться и… не ради себя… у нее получится… прямо и налево…
…до поворота.
Не дойти. Дорогу заступили, и такой знакомый родной голос сказал:
– Я тебя поймал…
…поймал.
…но все-таки для слез еще не время. Потом, когда ей больше нечем заняться будет.
Наверное, он мог бы спастись.
Уйти. Исчезнуть, вновь скинув чужое лицо, с которым за эти годы сроднился.
Наверное, он мог бы устроиться на новом месте и попытаться жить, если не как все, то хотя бы как-нибудь. Наверное…
Освальд Шеффолк надел корону.
Он вернулся в объятый пламенем зал и опустился в кресло, то самое, в котором сидела Таннис.
…кажется, кричали…
…плакали…
…умоляли и требовали… визжали подземники, и пламя пахло свежей кровью, но запах этот не тревожил. Освальд Шеффолк смотрел в лицо той, кого сам назвал матерью.
Он сдержал слово: корона вернулась к Шеффолкам.
