Это имя заставило оцепенеть.
– Что вы о ней знаете?
Кэри выпрямилась и сложила руки на коленях.
– Мало. Я… не уверена, что могу верить тому, что слышала от других.
– Почему?
– Мне сказали, что мой муж был настолько влюблен в нее, что преследовал, домогался и… угрожал.
Теперь голос Кэри звенел от напряжения. А руки сжались в кулаки.
– Понимаете, я, возможно, и не слишком хорошо знаю своего мужа, но… он не похож на того, кто станет угрожать женщине.
– Почему?
Румянец исчез. А в глазах появилась тоска.
– Он… пахнет иначе. Это сложно объяснить словами, но… мой брат, даже когда был… нормален, все равно от него исходила угроза. Она ощущалась всеми, не важно, человек или пес… псы острее реагировали. Многие спешили уйти…
…но этой девочке, кажется, идти было некуда.
– И да, я научилась предугадывать приступы, но между ними он тоже не успокаивался настолько, чтобы я чувствовала себя в безопасности.
…маленькие тайны большого дома.
Запертые двери. Маски приличий. И флер благопристойности, который, словно терпкие духи, забивает иные запахи. К примеру, отчаяния.
Тоски, которая выворачивает душу, подводя к самой грани.
У каждого из них – свой страх и свое чудовище за спиной. И порой Дитар радовалась, что ее собственная жизнь была настолько проста.
– Брокк другой. Рядом с ним очень спокойно, и… и поэтому я хочу знать, что было на самом деле. Не из любопытства. – Кэри окончательно успокоилась. – Но чтобы не причинить ему ненароком боль и… однажды у меня не получилось спасти того, кто был мне дорог. И не желаю вновь оказаться бессильной.
Храбрая девочка.
И тоже раненая. Но Брокку с ней повезло. А ей – повезло с ним, потому как далеко не все псы похожи на него. Среди прошлых клиентов Дитар случались всякие.
– Вы ведь не торопитесь? – Дитар устала держать чашку, и Кэри, почувствовав ее усталость, поспешила помочь.
– Нет, а вы… вам, возможно, стоит вернуться в постель?
– Меньше всего мне хочется возвращаться в постель.
– Тогда и я не тороплюсь.
Искренняя, пусть и робкая улыбка.
– Что ж, в таком случае стоит поставить миссис Сэвидж в известность, что вы останетесь на обед. Она будет рада. Я ведь упоминала, что миссис Сэвидж любит готовить?
– О да.
– Уверяю вас, она действительно талантливая повариха. А мы пока побеседуем. Я расскажу вам о вашем муже то, что знаю… и о Лэрдис. Хотя видит бог, если он, конечно, существует, что меньше всего мне хочется вспоминать об этой женщине. Дайте подумать, с чего начать?
– Сначала, – попросила Кэри. – Почему вы стали…
Она запнулась и порозовела.
– Содержанкой?
– Да.
Почему бы и нет?
Если Кэри готова слушать, то… это не исповедь, к которой настоятельно подталкивала мисс Оливер, просто история.
Обыкновенная.
И вряд ли интересная кому-то еще.
Дитар повернулась к окну. Какой бы была ее жизнь, выбери Дитар иную дорогу? Лучше? Хуже? Другой, несомненно, в ней не было бы ни предательства, ни отчаяния, когда хотелось наложить на себя руки, ни клиентов… ни ее дорогой Лили, ни Брокка, ни этой гостиной с зелеными обоями, камином и креслом-качалкой. Мисс Оливер и миссис Сэвидж.
Подушек.
Чая.
Кэри из рода Лунного Железа, которая терпеливо ждет рассказа.
– Мне было шестнадцать…
Господи, неужели и вправду было когда-то? Дитар поворачивается к зеркалу, стыдливо прикрытому кружевом накидки. Ее связала мисс Оливер, как и салфетки, что лежали на туалетном столике. Эта сухая строгая женщина преображалась, стоило ей заняться рукоделием, и чем-то напоминала Дитар маму.
…у той были волшебные руки.
Странная та жизнь, будто бы чужая. Домик на окраине и клочок земли, на котором росли не розы, но кресс-салат, редис и горох. Его подвязывали остатками ниток, а на забор водружали пугало, которое матушка делала из старого чулка и тряпок. Пугало отгоняло ворон, и на старой низкой яблоньке, ветви которой перегибались через забор, вызревали мелкие кислые яблоки.
Из них матушка варила повидло, сдабривая его лимонной цедрой.
А отец ворчал, что она вновь бездумно тратится. Он был скупым сухим человеком, казалось, не способным даже на малейшее проявление чувств.
– Мой отец был викарием, а матушка вела хозяйство…
…и вязала кружевные салфетки. Рукотворное чудо, и Дитар всякий раз удивляло, как темные матушкины пальцы способны сотворить из простых нитей подобный узор.
Салфетки покупали, платили, конечно, немного, но денег хватало на нитки, отрезы тканей – у матушки получалось выбрать и недорогие, и все же нарядные, яркие. Отец вновь ее ругал: девочек следует воспитывать в строгости, чтобы они не встали на путь порока.
Да и сама жена зачастую вела себя с преступной легкомысленностью.
– Отца мы боялись… – Дитар провела по чужому кружеву подушечками пальцев. Жесткое какое, накрахмаленное до хруста. Мисс Оливер не позволит вольности и кружевам. – Его приход был небогатым, но и то малое, что отец получал, он отдавал на благо церкви.
…он появлялся затемно, и Дитар издали слышала тяжелые шаги. Матушка же торопливо откладывала рукоделие, поправляла чепец – вдруг да выбились непослушные пряди, – и спешила встречать мужа. Он же входил и, не произнеся ни слова, направлялся на кухню, которая служила и столовой.
Занимал место во главе стола.
Кивал.
И Дитар с сестрами спешили подать ему миску, тарелку, серебряную вилку и нож, которые достались отцу от его отца, несли хлеб и высокий стакан с ключевой водой.
– Он молился по вечерам и по утрам, порой и ночью, заставляя нас просыпаться…
…хуже всего зимой. Дом почти не топили, и кровать, в которой Дитар спала с сестрами, остывала быстро. А пол и вовсе был ледяным. Но отец не терпел возражений. Сам он мог стоять на коленях часами, у Дитар же скоро начинали болеть плечи, спина, ноги, и она ерзала, к величайшему его неудовольствию.
– Дитар, – произносил он глухим голосом, – если ты будешь так себя вести, Дьявол заберет твою душу.
Он и снился Дитар, дьявол в черном облачении пастыря, огненноглазый и с копытами. Он подбирался близко, выдыхая клубы серы.
– Мама умерла, когда мне было пятнадцать…
…простуда. И кашель, который отец требовал лечить молитвой, ведь вера – вот истинное прибежище страждущих. И если не становится легче, то веры мало. Когда начался жар, он все же опомнился и позвал врача, но было поздно. Матушка сгорела от пневмонии, а за ней ушла и младшая из сестер. Странно, Дита совершенно не помнит ее имени.
