– Ну что, не передумала? – Он подошел близко, слишком уж близко, и руки на плечи положил.
– Нет.
Передумать ей не позволят. Таннис смотрела в глаза с вызовом. И Грент вызов принял.
– Хорошо. – Пальцы его коснулись щеки. – Ты сообразительная девочка, Таннис.
Сообразительная. Настолько сообразительная, что после сегодняшнего дела постарается исчезнуть и позабыть обо всем, что видела в неприметном домике на берегу реки. И Грента из головы выбросит с его брегетом, пиджаками и манерой смотреть сверху вниз.
Откуда он такой взялся?
И на кого работает?
Он может врать, что сам по себе, но Таннис, пусть и не сильно ученая, понимает: человек не справится с истинным пламенем, и те сосуды из хрупкого стекла, которые Грент с собой приносил, ему давали. Кто?
И зачем?
– Ты все сделаешь правильно? – Он запустил руку ей в волосы, потянул за пряди, легонько, игриво.
– Слушай, что ты…
– Ничего.
Узел на платке развязался. И сам платок соскользнул с плеч. Грент позволил ему упасть и попросту переступил через рисованные розы на черной ткани.
– Отпусти.
Таннис попыталась оттолкнуть Грента, но он только рассмеялся. И рубашку ее вытащил из штанов, потянулся было к поясу.
– Отпусти! – Таннис шлепнула его по руке.
– Не ломайся, дурочка.
Вот скотина!
– Я же тебе заплатил… и немало.
Заплатить он ей только обещался, и совсем за другую работу. Если ему по этому делу кто нужен, то Таннис адресочек подскажет.
– Если не отпустишь…
– То что? – Он наклонился и провел языком по шее. Мерзость какая! Как будто таракан пробежал. Таннис отвесила пинка. А ботинки на ней хорошие, с твердыми носами, на которых железные пластины закреплены.
– Идиотка! Что творишь?! – Грент отпрянул, схватившись обеими руками за голень. Таннис же поспешно вытерла шею и сунула руку в карман. Шило с собой она носила всегда, хорошее, еще Войтехом подаренное. И подарок этот, случалось, был весьма кстати.
В Нижнем городе иначе никак.
– Не подходи! – Таннис прижалась спиной к стене и шило выставила.
– Послушай! – Грент тер колено и кривился, не то от боли, не то от понимания, что черные брюки его испорчены. Ботинки Таннис успели изгваздаться в местной грязи, а она – Таннис знала это по опыту – отстирывалась крайне погано. – Чего ты ломаешься? Можно подумать…
Он не договорил, рванулся, пытаясь схватить ее за руку, но Таннис оказалась быстрее. Отскочив, она полоснула шилом наугад, и Грент взвизгнул. Он отпрыгнул, зажимая левую руку правой, а сквозь пальцы просачивалась кровь.
– Ах ты… – На мгновение Таннис показалось, что сейчас ее убьют.
Грент ведь может. По выражению лица видно, что может. И с трудом сдерживается.
– Идиотка. – Он вытащил из кармана платок и прижал к разодранной ладони.
– Что делать, если ты слов не понимаешь. – Таннис на всякий случай отступила к двери. Правда, Грент в один шаг встал перед ней, и значит, отпускать ее не собирается.
– Не дергайся, не трону, – он осклабился, – убери свою…
Таннис покачала головой: может, и идиотка, но не настолько, чтобы без оружия остаться.
– Послушай меня. – Тон Грента стал ласковым. Кое-как перетянув ладонь платком, он сунул раненую руку в карман. – Я ж тебе шею могу двумя пальцами свернуть. Поверь.
Таннис поверила, но шило не убрала.
– И не спорю, что желания нет. Есть. Преогромнейшее. Но, видишь ли, – он приближался осторожно, оттесняя Таннис от выхода, – дело превыше всего. Я об этом помню. Поэтому давай забудем о нашем недавнем инциденте?
Грент остановился и повернулся к Таннис спиной, словно разом утратив интерес к ней.
– Не бойся, – бросил. – Не трону. Кто ж знал, что ты у нас… столь принципиальная?
Он подошел к непривычно пустому столу. Исчезли карты, гранки, свертки бумаги, коробки с железной мелочью, набор перьев и чернильница. Таннис огляделась, с удивлением отмечая, что и сама хижина переменилась. Куда подевался копир, который дремал в углу? И пачки с бумагой? Печатный шар? Короба с крупными деталями?
– Нельзя долго задерживаться на одном месте, – сказал Грент, заметив этот ее интерес. – Дело становится… горячим.
А после сегодняшней ночи оно и вовсе опасным будет.
– И куда?
– Пока не решил.
Врет ведь. Определенно врет – Войтех говаривал, что у Таннис на вранье нюх.
Но какой резон Гренту правду скрывать?
Не доверяет?
– Не волнуйся, милая. – Он оперся рукой на стол, раненая по-прежнему скрывалась в кармане. – Я найду способ поставить тебя в известность о новом адресе. А пока…
Коробка была небольшой. Таннис отметила вощеную бумагу, перетянутую бечевкой, и сургучную печать с рисунком, рассмотреть который не получалось.
– Сначала деньги. – Трогать коробку было страшновато.
– Конечно. – Грент извлек портмоне и, вытащив стопку ассигнаций, бросил на стол. – Здесь даже больше, чем договаривались. Пересчитывать будешь?
Таннис пересчитала. Сугубо из принципа и желания оттянуть момент, когда ей все-таки придется коснуться коробки со спрятанным в ней зарядом.
И шаль подняла для того же.
Долго пристраивала на плечи, выравнивала, вывязывала узел под насмешливым взглядом Грента. Так и не сумев завязать, скомкала и в карман сунула.
– Не бойся. – Грент улыбался широко, и только глаза его оставались мертвы. – Все у нас получится.
Эти слова Таннис повторяла себе заклинанием.
Вечер. Сумерки.
И дождь.
Серое все, мутное, словно она, Таннис, смотрит на мир сквозь толстую линзу, из тех, которые продают аптекари для слабовидящих. И в этой дождевой линзе все кривится, меняется. Деревья становятся выше и тоньше, дома – дальше, а башни заводских труб и вовсе выгибаются причудливым образом. Капли дождя скатываются по кожанке, по волосам, прямо за шиворот, и толстый ворот отцовского свитера набирается влагой. Сохнуть будет долго, дня два, а то и три… и в чем ходить?
Мамина шаль комом лежала в кармане.
Дерьмовым получилось свидание, но душу грела толстая пачка ассигнаций, которую Таннис сунула в ботинок – все равно они слишком большие для ее ноги, зато удобно, деньги точно не вывалятся, и не своруют их. Конечно, Таннис карманника загодя чует, благо опыт немалый, но береженого Бог бережет.
Вот только захочет ли Бог связываться с такой, как Таннис?
Однажды он уже пришел ей на помощь… а она вновь за свое.