Приятели рты раскрыли от удивления.
– Чего ж не знаешь-то?
– А вот и того… Ты вот подумай, как там жить у них. Ну, господа, понятно, живут богато… Ну, а все чужие. А у чужих-то несладко… А мне и тут нехудо… Тут я в барке, да зато один. Вот костей продал на пятак – хлеб, огурцы и папиросы есть. А там? Там и покурить, верно, не позволят, и еще всё по ниточке ходи. Знаю я господ-то!
– Так не пойдешь к ним?
– Не знаю. Захочу – пойду, а захочу – и не пойду.
– Да тебя тетка сволокёт силком.
– Ну уж! Пусть сперва найдет. Да и чего привязались-то ко мне с барином своим? Ну сказал, и довольно! Будет!
Приятели замолчали. Федька и Петька все еще с удивлением глядели на Юрку. Они не могли понять, как можно равнодушно относиться к такому важному вопросу.
– А я бы так пошел, – раздумчиво произнес Петька.
– И я бы, – отозвался Федька.
– Ну и идите, – насмешливо заметил им Юрка, закуривая папиросу. – Там, поди, конюхов не хватает…
Федька и Петька пробыли в гостях у Юрки до вечера.
Юрка, наружно равнодушный, на самом деле был сильно захвачен новостью и раздумывал о том, каким путем перебраться в барский дом.
Он подробно расспрашивал Федьку о приезжавшем барине и между прочим узнал об истинных намерениях Василия в ту памятную ночь. Легкая обида на таможенника снова поднялась в груди мальчугана. Ведь не скрытничай Василий, так Юрка уже вкушал бы прелестей новой жизни, а теперь изволь-ка придумывать, как пробраться к ним.
Ехать с пьяной теткой Юрке не хотелось, с Василием тоже, а попробовать новой жизни было очень заманчиво, и мальчик ломал себе голову над вопросом, каким бы путем доставить свою особу к «господам», не поступаясь при этом самолюбием.
Пробраться в Ораниенбаум, в барский дом, Юрка решил твердо, рассудив, что прелести свободной жизни всегда в его руках, если господская жизнь окажется несладкой, и только не знал, каким путем осуществить свое решение.
Но судьба, очевидно, решила прийти Юрке на помощь.
Рано утром на следующий день, когда Юрка еще и не думал просыпаться в своей каюте, к барже осторожно подкрался таможенник. Это был Василий.
Пробравшись бесшумно в баржу, он сильным толчком прервал Юркин сон.
Юрка вскочил точно ошпаренный и, увидев Василия, опешил.
– Василий! – испуганно крикнул мальчик.
– Ну да, Василий! – хмуро отозвался тот. – Шляешься ты, точно бродяга какой! Во погоди, – по привычке принялся зловеще ворчать таможенник, но, вспомнив, как скверно подействовали на Юрку его запугивания в прошлый раз, улыбнулся и обычно добродушно заговорил: – Ну, не пужайся, нарочно я. А что искал тебя, так это, брат, верно. И не я один – мне-то ты не нужен, – а и барин важный тебя ищет – это да. Теперя, брат, я тебя не упущу, а прямехонько к барину предоставлю. Пой дем-ка!..
Юрка улыбнулся про себя, слушая таможенника: ему было на руку, что Василий нашел его.
– А как ты узнал, где я? – спросил он, смутно догадываясь, что здесь услужили его друзья.
– Нашел как? А просто: сказали мне.
Василий не пожелал выдавать сообщников. Юрка и не допытывался.
Они молча перебрались через борт баржи, причем Василий ни на секунду не выпускал из своей руки воротника Юркиной рубашки, и пошли по кочковатому полю к ограде Гутуевского порта.
Глава VII
Новая жизнь
А следующий день Юрка проснулся уже в совершенно иной обстановке.
По привычке открыв глаза вместе с рассветом, Юрка с некоторым недоумением оглянулся кругом.
Под ним была мягкая, чистая постель, даже чересчур чистая: к ней нельзя было прикоснуться без опасения оставить грязный отпечаток. Сквозь полуопущенные занавески видна была комнатка, оклеенная светлыми обоями с каким-то диковинным рисунком…
Из-под опущенной шторы в окно пробивался красный еще солнечный луч и кровью отливал на полированной поверхности красивого столика, пододвинутого к окошку. В углу виднелась легкая кушетка, а ближе к дверям – шкаф со стеклянными дверцами, задернутыми изнутри темно-красной материей. Двери комнаты скрывались за занавесью, а со стен гляделись из больших темных рам несколько картин.
Юрка все осмотрел, не поднимаясь с постели, осмотрел внимательно каждую мелочь, словно добросовестный оценщик, которому предстоит определить стоимость виденных вещей. Покончив с обзором своего нового жилища, он слегка свистнул.
– Важно! – вслух подумал мальчик. – И во сне не всегда такое увидишь.
Комната эта давно уже была приготовлена для него, с того дня, когда Ихтиаров беседовал с его теткой. Юрка узнал об этом вчера от Саши.
Мысль о том, что его ждали здесь как желанного гостя, слегка щекотнула самолюбие мальчугана, и он тихо рассмеялся.
– Важно! – снова повторил он. – Правду Василий говорил, что я счастье из Морского канала выудил… как рыбу… Да…
Ему вспомнился весь вчерашний день. Утро… Бабья речка… Покинутая полусломанная баржа, в которой проснулся он от толчка Василия…
Подробно, до мелочей, вспомнилось, как шагал он вместе с Василием по кочковатому полю в порту… Потом встреча с теткой, снарядившей его в дорогу.
Тетка сама хотела проводить его в Ораниенбаум, но Юрка воспротивился: он ни за что не хотел ехать с ней и за это получил прощальный подзатыльник.
Сборы были недолгие. Велев своему питомцу надеть чистую рубаху, тетка поворчала немного, укоряя «неблагодарного бродягу», а потом вдруг, когда этот «бродяга» был готов тронуться с Василием в путь, она кинулась к нему со слезами:
– Ох, родненький, племянничек мой… Одна я теперь остаюсь, как перст одна…
И, заливаясь слезами, несвязно бормоча какие-то благословения, она крестила, обнимала и целовала его.
Под потоком этих ласк Юрка чувствовал себя хуже, чем под градом обычных колотушек. Ласки были до того необычны и странны, что мальчик опешил даже и невольно подумал: «Уж не спятила ли она?»
Однако искренность переживаний передалась и ему: он почувствовал некоторую жалость к тетке.
– Ну ладно, ладно, – буркнул он хмуро, освобождаясь от непривычных объятий. – Чего там!
Его поддержал Василий:
– В самом деле, тетка, на смерть, что ли, отпускаешь? Радоваться бы должна, дура!
Затем они вышли в сопровождении хныкавшей тетки во двор, и последним, кого встретил Юрка, был Федька. С ним расставаться было тяжелее.
Рожица Федьки была грустная, и глаза смотрели на Юрку с затаенной печалью: ему жалко было терять друга.
– Прощай, Юрка! Поди, не увидимся!
Юрка крепко пожал руку товарища.
