И он посмотрел Хуннану прямо в глаза и пожал плечами:
– Если быть воином значит именно это – тогда нет, я не хочу быть воином.
Толпа снова вскипела гневными криками, и снова король Атиль поднял дрожащую руку и призвал всех к тишине.
– Многим здесь не по нраву твои речи, – сказал он. – Но это не речи труса. Среди мужчин есть и те, кого коснулся Отче Мир.
Усталый взгляд его перешел на отца Ярви, потом упал на Колючку, и одно веко задергалось.
– А среди женщин бывают такие, кого коснулась Матерь Война. Смерть… ждет нас всех.
И вдруг лежавшая на мече рука задрожала сильнее обычного.
– Но каждый из нас должен отыскать… достойную дорогу… к ее… двери…
И он чуть не выпал из кресла. Отец Ярви соскочил со стула и успел его подхватить. Меч соскользнул с колен и упал в грязь. Служитель с Ральфом подняли короля с кресла и увели в шатер. Голова Атиля безвольно качалась. Ноги волочились по грязи. Толпа роптала все громче и громче, теперь в ее голосе слышался страх.
– Король меч уронил!
– Плохая примета…
– Не будет нам удачи в бою!
– Нет нам милости от богов…
– Успокойтесь! – Это поднялась королева Лайтлин и окатила толпу ледяным презрительным взглядом. – Что я вижу? Воинство Гетланда или толпу судачащих рабынь?
Она подняла из грязи королевский меч и прижала его к груди, как делал это король. Но руки ее не дрожали, и глаза глядели твердо, и голос звучал громко и уверенно.
– Сейчас не время для сомнений! Крушитель Мечей ждет нас у Амонова Зуба! Король не с нами, но мы знаем, что он сказал бы!
– Последнее слово за сталью! – выкрикнула Колючка, и эльфийский браслет вспыхнул яростным красным.
– Сталь! – взревел мастер Хуннан, вскидывая меч.
С железным шорохом обнажались мечи, и острия их грозно вздымались к небу.
– Сталь! Сталь! Сталь! – взревела в тысячу глоток толпа.
И только Бранд стоял и молчал. Он всегда думал, что добро и благо – это когда ты сражаешься плечом к плечу с братьями. А теперь оказалось, что, возможно, благо заключается в том, чтобы не сражаться вовсе.
Назначенное место
Воинства Ванстерланда и Гетланда стояли друг против друга над глубокой зеленой равниной.
– Какая трава высокая, здесь, наверное, хорошо овец пасти, – заметил Ральф.
– Или сойтись в бою.
Колючка, прищурившись, оглядела выстроившихся ванстерцев: фигуры воинов четко выделялись на фоне яркого неба, иногда в свете Матери Солнца вспыхивали клинки. Ванстерцы стояли в не слишком плотной щитовой стене, между яркими пятнами щитов остро торчали копья, над центром вяло болталось темное знамя Гром-гиль-Горма, перед строем маялась кучка лучников, а на флангах стояли легковооруженные застрельщики.
– Словно в зеркало глядимся, так похоже на нашу армию, – пробормотал отец Ярви.
– Вот только над ними чертова эльфья башня торчит, – мрачно отозвалась Колючка.
Над дальним концом ванстерских порядков вздымался Амонов Зуб – плетенная из эльфьих металлических прутьев полая внутри башня, коническая, узкая. Громадина в тридцать человеческих ростов, торчащая над скальным выступом.
– А для чего ее построили? – восхищенно разглядывая Зуб, спросил Колл.
– Кто ж теперь скажет? – отозвался служитель. – Сигнальная башня? Памятник эльфьему высокомерию? Храм Единого Бога, которого они разбили на множество богов?
– Я скажу тебе, чем она станет, – и Ральф обвел мрачным взглядом собранное в ее тени войско. – Могильным памятником. Здесь сотни и сотни лягут.
– Сотни и сотни ванстерцев, – резко отозвалась Колючка. – И потом, нас больше.
– Да, – согласился Ральф. – Но битвы выигрывают опытные воины, а числом мы их почти не превосходим.
– К тому же Гром любит прятать своих конников, – заметил отец Ярви. – И да, наши армии почти равны по численности.
– И у них есть король, а у нас… – и Ральф оглянулся на лагерь.
Атиль не вставал с одра болезни с прошлого вечера. Поговаривали, что Последняя дверь уже раскрылась перед ним, и отец Ярви не отрицал этого.
– Даже победа в этой битве ослабит Гетланд, – сказал служитель. – И праматерь Вексен знает это. Этот бой – часть ее плана. Она знала, что король Атиль примет вызов. Мы выиграем лишь в том случае, если битвы не будет.
– И что, у тебя наготове какое-то эльфье волшебство, чтобы остановить ванстерцев? – спросила Колючка.
Отец Ярви бледно улыбнулся:
– Надеюсь, немного служительской магии нам поможет.
Колл оглядывал войско на том краю долины, пощипывая редкую щетинку у себя на подбородке.
– Интересно, Фрор там?
– Вполне возможно, – ответила Колючка.
А ведь они с ним тренировались, смеялись, дрались и гребли на одном корабле.
– А что ты будешь делать, если вы встретитесь в бою?
– Убью, наверное.
– Тогда лучше уж вам не встречаться, – и Колл поднял руку. – Едут!
Гормово знамя в центре двинулось с места, от строя отделился отряд всадников и порысил вниз по склону. Колючка проложила себе дорогу среди отборных королевских воинов и подошла к Лайтлин, но королева жестом отослала ее.
– Держись сзади, Колючка. И капюшона не снимай.
– Мое место рядом с вами.
– Сегодня ты не мой щит, сегодня ты мой меч. Иногда меч лучше не показывать до времени. Когда время придет, ты узнаешь.
– Да, моя королева.
Весьма неохотно Колючка вновь накинула капюшон, подождала, пока королевская свита тронет коней, и, сгорбившись в седле подобно вору, которому не место в песнях о героях, поехала последней. А они скакали вниз по склону, мягкая земля комьями летела из-под копыт. С ними мчались два знаменосца – один с золотым штандартом Лайтлин, второй с серым Атиля. Знамена весело хлопали на ветру.
Ванстерцы все приближались. Двадцать самых славных их воинов – в высоких шлемах, суровых, с заплетенными в косы волосами, с золотыми кольцами в кольчугах. А впереди скакал человек в ожерелье из наверший мечей поверженных врагов, четырежды обернутом вокруг мощной шеи. Человек, который убил отца Колючки. Гром-гиль-Горм, Крушитель Мечей, в полном блеске боевой славы. Слева скакал его знаменосец, здоровенный раб-шенд в усаженном гранатами рабском ошейнике, черное знамя развевалось над ним. А справа ехали двое крепких светловолосых парнишек. Один насмешливо улыбался и вез за спиной огромный щит Горма, а второй презрительно кривил губы и держал здоровенный Гормов меч. А между ними и королем, сжав зубы так крепко, что жилы вздулись на бритой голове, скакала мать Скейр.
