После не шибко богатого на разносолы перекуса женщины и дети отдыхали на тюках с поклажей, укрывшись от холодного ветра за высокими грязно-желтыми камнями. А Артем с Такамори стояли на краю уступа, в шаге от крутого и глубокого обрыва. Перед ними расстилалась горная страна во всей своей первозданной, дикой, изначальной красе: склоны, пропасти, снега, причудливой формы скалы, скудная растительность, парящий над черно-белым безмолвием орел. И ни следа человеческого присутствия.
— Долина Дымов за той грядой, — Такамори вытянул руку. — Мы почти пришли, остался последний переход. Долина — надежное место. Со всех сторон окружена отвесными скалами. Попасть в долину можно только через узкий проход в горах, вход в который трудно найти из-за густых зарослей кустарника.
— Все хотел спросить, — сказал Артем, поежившись под меховой безрукавкой от пробирающего насквозь ветра. — Вам приятнее, когда вас величают «горными мудрецами» или называют «спящими в горах»?
Такамори поворачивал голову, следя взглядом за орлом.
— Есть еще одно прочтение иероглифа «яма-буси »…
— А, ну да, «горные воины», — догадался Артем благодаря неведомым образом всплывшей в голове подсказке. — Тогда ответ понятен. Впрочем, как говорят на наших берегах, хоть горшком назови, только в печку не ставь.
Настроение у Артема было не ахти, хреновенькое, прямо скажем, было у него настроение. Схлынула эйфория, вызванная тем радостным обстоятельством, что он остался жив, когда по всем законам природы вроде бы должен был умереть. Но не век же радоваться одному и тому же, чай, не деревенский дурачок. И накатил депрессняк. А чего ему, собственно, не накатить? Очутился черт знает где, как в том анекдоте, «адын, савсэм адын», среди иноверцев и инородцев, и есть серьезные подозрения, что уже не вернуться ему никогда домой, к друзьям, к цирковым, к запахам грима, к волнению перед выходом на арену, к любимой работе, к русской кухне, к красивейшим русским девчонкам, какими переполнены движущиеся навстречу эскалаторы метро, — ко всему этому уж не вернуться никогда. Никогда… А слово-приговор «никогда» кого хочешь загонит в депрессняк.
Сегодня, на двух предыдущих привалах, Артем расспрашивал Такамори обо всякой всячине, пользуясь тем, что заграничному морячку дальнего плавания многие вопросы простительны. Например, Артем спрашивал Такамори, известна ли ему штука под названием «Панасоник», которая сама песни поет и музыку играет. Нет, неизвестна, впервые слышит. «А знает ли уважаемый Такамори о такой штуке, которая ездит сама, без лошади, на четырех колесах? Эту штуку еще могут звать „тойота" или „хонда". А ежели такая штука ездит на двух колесах, то ее вполне могут звать „суцзуки"». Да, улыбнулся Такамори, господин Суцзуки ему хорошо известен. Когда они жили на западном склоне гор Хида, то обменивали у него целебные травы на рис. «Мы, горные мудрецы, разбираемся в целебных травах как никто другой на Островах, — в словах Такамори прозвучала гордость. — А между нами говоря, Ямамото-сан, изрядный прохвост этот твой Суцзуки, вечно пытался нас обвесить, приходилось следить за ним в оба глаза».
Артему приходилось описывать вещи, вместо того чтобы обойтись одним словом — в японском толковом словаре, вложенном неизвестными доброхотами в его память, отсутствовали необходимые слова. И не только те, что обозначали понятия родной Артему эпохи: компьютер, телефон, автомобиль, электричество, презервативы, дельтапланы и футбол. В его словарном запасе не было и слов более ранних эпох, таких как дирижабль, паровоз, мушкет, цилиндр, фрак, спички, газета, велосипед, очки. Вот и приходилось все это описывать.
«А! — понимающе закивал Такамори, когда Артем описал принцип действия телефона. — Колдовской камень Абасири. В наших сказках колдуны тоже им пользуются для разговоров через моря и горы». Очень заинтересовало старого японца описание пороха и ружей. «Жаль, что это всего лишь вымысел, — вздохнул Такамори. — А как было бы хорошо бить в глаз врагов наших самураев на расстоянии в три полета стрелы, не подпуская их ближе». Понравились Такамори и очки — очень бы ему сейчас пригодилась такая чудесная вещь, потому что глаза уже не те, уже не так далеко видят. Потом Артем, не выдержав, впрямую спросил, какой нынче месяц и год. Свой странноватый вопрос он объяснил корягой. Дескать, будучи выброшенным морской волной на берег, стукнулся головой о корягу. В результате чего из головы выскочили некие отдельные знания, как изо рта, бывает, выскакивает зуб-другой от сочного удара кулаком в челюсть. На свой прямой вопрос Артем получил такой же прямой ответ: третий год и четвертый месяц эпохи Сидзё. От подобного ответа акробат-россиянин загрустил еще больше
[2]
.
М-да, пока он разберется в эпохах Сидзё и сопоставит их с известным ему летосчислением, пройдет немало времени, а хотелось бы прямо сейчас прикинуть, какой год на дворе, потому что все более укрепляются опасения, что год этот вовсе не соответствует тому, из которого прибыл некий циркач по имени Артем. Более того — и век, похоже, не соответствует. Добро бы тысячелетие оказалось хотя бы предыдущим, то есть вторым, а не каким-нибудь первым или того пуще — из серии «до нашей эры».
Эти опасения только усилились после того, как Артем на привалах выжал из Такамори все, что тот знает о своей стране. Знал Такамори не столь уж много, потому что большую часть жизни просидел в лесу. Однако и того, что он сообщил, оказалось достаточно, чтобы Артем загрустил.
Они сейчас находятся на самом главном острове страны Ямато — на острове Хонсю. Правят страной император Сидзё, а также сиккэн Ясуто-ки из рода Ходзё и сёгун Ёрицуне, хотя о последнем не стоило и упоминать, потому что бакуфу давно уже утратило былое влияние… В этом месте рассказа Артем попросил разъяснений, и они были ему даны.
Бакуфу (буквальное значение этого слова Артем как раз таки понимал — «полевая ставка») — это правительство, созданное Минамото Ёримото после окончательной победы рода Минамото над родом Тайра. «Неужели ты, Ямамото, ничего не слышал о войне Минамото и Тайра? О, это была великая и страшная война». Девять лет самураи двух самых знатных родов страны Ямато беспощадно уничтожали друг друга. В результате род Тайра был полностью истреблен, а Ёримото получил власть над страной и добился от императора титула сегуна. Для управления страной Ёримото создал правительство бакуфу и назначил во все провинции сюго (военных губернаторов) и дзито (вотчинных администраторов). Бакуфу разместилось в селении Камакура, которое очень быстро превратилось в город. Таким образом, сейчас у страны как бы две столицы: Киото, где находится император, его двор и Совет регентов, и Камакура, где находится сёгун и бакуфу. Что касается сегунов… После смерти Минамото Ёримото его потомки не сумели удержать власть, и она перешла к клану Ходзё. Это случилось после того, как род Ходзё подавил восстание императора Готобы против бакуфу. После чего был создан Совет регентов, который возглавляют члены рода Ходзё, получившие наследственный титул сиккэнов. Сейчас Совет регентов возглавляет сиккэн («правитель» — значение этого слова тоже было понятно Артему) Ясутоки Ходзё. Он по сути дела и правит страной. А нынешний сёгун Ёрицуне сейчас может лишь предаваться воспоминаниям о былом величии сегунов…
