— Очень хорошо, — произнес Поводырь, продолжая обмахиваться веером. — Я чувствую разлитые здесь покой и безмятежность. Мою душу покидают тревоги и беспокойство. Здесь очень хорошо.
Ага, догадался Артем, по ритуальным понятиям, следует похвалить комнату, сделать приятное хозяину чаепития. Недаром и настоятель выжидательно уставился на него.
—Э-э…
«Что бы такое сказать?»
— В нашей стране тоже любят чай, — Артем решил, раз ему намекали на искренность, выложить им, что вертится в башке, пусть расхлебывают. Как говорится, поток сознания. — Чай у нас обычно пьют не до еды, как у вас, а после. Хотя… многие у нас пьют его целый день, в любое время. И я тоже пил его, не особо задумываясь, до еды, после или во время. Но это не главное. Тут мне, глядя на эту комнату, другое пришло в голову. У нас ведь тоже, если разобраться, под чаепития создавали особую обстановку. Не чайный домик, конечно… Но кухня. А там неяркий свет, тоже тесное помещение, тоже тишина. Чтобы была тишина, встречались чаще вечером и засиживались до ночи… Словом, стремились, чтоб за чаем возникала задушевность. Сейчас поймал себя на том, что в своих стремлениях мы похожи. Только у вас строгий ритуал, а у нас не строгий. Вот что я хотел сказать.
Настоятель одобрительно кивнул. Выходит, устроило Артемово выступление. Настоятель опустился на соломенный коврик, лежащий рядом с жаровней, жестом пригласил Поводыря и Артема занять коврики напротив, что они и сделали. Над жаровней висел котелок с водой. В жаровне тлели угли, а над водой поднимался парок. Выходит, воду вскипятили заранее, осталось только, по-нашему говоря, подогреть чаек.
Настоятель протянул руку к полке, снял с нее белую скатку и расстелил между собой и гостями полотняную скатерть. Рядом с хозяином на циновке были расставлены предметы, видимо, заранее приготовленные для церемонии: большая глиняная чашка с нарисованным на ней узором из множества цветов, среди которых Артем узнал только хризантему, две деревянные коробки, деревянную ложку, бамбуковый венчик, ковш из срезанного бамбука, кувшин с водой и две глиняные плошки. Настоятель взял одну из коробок, поставил на скатерть, открыл:
— Рисовое печенье. Угощайтесь.
Артем подождал, когда Поводырь протянет руку, возьмет желтый кругляш, и сделал то же самое. Хозяин также угостился собственным печеньем.
Так себе было угощение. Дух уж точно не перехватило от восхищения. Сладко, да. Ну, и все, пожалуй, на этом достоинства угощения заканчиваются. А чем запивать прикажете, когда же к чаю перейдем?
Настоятель поднялся, вышел в третье, подсобное, помещение, вынес оттуда охапку хвороста, подбросил несколько веток в огонь. От горячих углей сухое дерево вмиг занялось. Настоятель подошел к окну, свернул в трубку соломенную штору, прикрепил свертку петлей к верхнему краю окна. Дым от жаровни потянуло в открытое окно.
— Кумазава Хидейоши кое-что просил передать тебе, брат Ямамото. — Настоятель повернулся к Артему. — Он сказал, что посетит монастырь на обратной дороге из Киото. Ты можешь дождаться здесь его возвращения.
— Когда это будет, он не сказал?
— Не сказал, потому что сам не знает этого. Еще он просил передать — если ты все же покинешь монастырь, уходи из этой провинции.
— Ну, это понятно, — сказал Артем.
— Возможно, и понятно, — настоятель едва заметно улыбнулся. — Однако Хидейоши просил обязательно передать тебе, что он не убил ронина Масанобу.
— То есть как?! — воскликнул Артем. — Я же видел своими глазами, как он его убил!
— Не все, что ты видишь, истинно. Разве тебе не случалось в густом тумане принимать дерево за человека?
— Да какой туман! Он искромсал Масанобу, как… как… Короче, вдоль и поперек искромсал.
— Хидейоши учился фехтованию у великого мастера Мацудайра. Мне довелось однажды видеть Мацудайра в деле. Этот мастер умеет творить мечом чудеса. — В голосе настоятеля слышалось неподдельное восхищение. Сан не сан, а, видимо, настоящий японец не может не любить оружие и героев клинка. — А Хидейоши один из лучших учеников мастера Мацудайра, и он тоже многое умеет. Хидейоши посчитал, что Масанобу достоин более красивой смерти, чем смерть в доме недостойного человека при защите этого недостойного. Я уверен, Хидейоши применил один из ударов, которым его научил мастер Мацудайра. Удар оставляет на теле человека многочисленные раны, ни одна из которых не смертельна. Если человека вовремя перевяжут и остановят кровь, его жизни ничто не может угрожать.
— Да, там было кому вовремя перевязать, — задумчиво проговорил Артем, подумав: «Мать твою за ногу, количество людей, желающих мне смерти, никак не желает сокращаться».
— Это еще не все, — снова заговорил настоятель. — Хидейоши сказал, что если ты все же надумаешь не покидать эту провинцию, то в селении Касивадзаки ты можешь обратиться к мастеру Мацудайра. Расскажешь обо всем, что случилось с тобой, Мацудайра и сестре Хидейоши. Сестра Хидейоши живет сейчас в доме мастера. Они смогут тебе помочь. Теперь я передал слова Хидейоши до конца.
«Этот вариант мы оставим на тот случай, если меня вдруг припрет научиться фехтовать не хуже Хидейоши. А зачем еще идти к этому мастеру?» — подумал Артем.
Вода в котелке закипела. Но ожидания Артема, что наконец они перейдут собственно к чаепитию, не оправдались.
— Лучше пить чай чуть остуженным. Мы пойдем в сад и там дождемся, пока вода остынет. — С тем настоятель поднялся с коврика.
Артем отказывался что-либо понимать в отношении собственно пития чая. Какого рожна! Тогда это нужно было назвать как-то по-другому, а не чайной церемонией. Например, «хождением вокруг да около чая»!
Гимнаст подавил раздражение. Мысленно сосчитал до десяти. «Спешить некуда, чай не водка, не прокиснет, — вступил он сам с собой в спор. — Да и твое раздражение вызвано не затяжкой с чаепитием. Причина, конечно же, в другом. В том, что в очередной раз проклятые япошки перевернули все с ног на голову. Хидейоши оставил в живых Масанобу из-за того, что смерть вышла бы, видите ли, недостаточно красива! Их невозможно понять, и невозможно предугадывать их поступки, а значит, непонятно, чего от них можно ждать. Вот и настоятель сейчас возьмет и выкинет какую-нибудь штуку… А кстати… Ведь и настоятель мог быть тем явленцем, что стращал меня давеча на площадке. Поскольку эти япошки горазды на парадоксальные выходки и насквозь непонятны, то любого из них можно подозревать… А касаемо чая… Ну, например, можно убедить себя, что после того, как истомишься в корягу, обыкновенный чай покажется напитком богов».
Опять вышли в сад. Обулись, Поводырь взял в руки свой посох.
— Я слышу твое раздражение, брат Ямамото, — сказал Поводырь, повернувшись к Артему в профиль. — Твои движения резче, твои шаги громче, ты задвинул дверь с ударом. Ты о чем-то хочешь сказать, но не решаешься сделать это?
«Психоаналитики, бляха!» — подумал Артем, заметив, однако, что раздражение его пошло на убыль. Ну и что на это ответить? Ответить он ничего не успел, его опередил настоятель:
