— Ещё раз!
Согнутые кольцом большой и указательный пальцы выписали замысловатую дугу, но так и остановились, не достигнув цели. Боязливо съёжившийся старичок рискнул приоткрыть один глаз.
За спиной сладко спящего стража стоял, мерно раскачиваясь на каблуках, начальник охраны. Красные воспалённые глаза внимательно изучали запрокинутую физиономию и открытый рот спящего. Тонкие брови насмешливо изогнулись, и нога в чёрном подкованном сапоге с силой выбила из-под охранника стул. Внезапно потерявший точку опоры страж прервал свой храп на самой пронзительной ноте и всем своим немалым весом оглушительно грохнулся на пол.
Чумазое черноволосое существо, забившееся в угол камеры, первым нарушило молчание. Круглые синие глаза сощурились, тонкие губы раздвинулись в широкой улыбке, обнажив неимоверное количество зубов, и смех, на удивление ясный и звонкий, мячиком заплясал по камере, легко отскакивая от стен. Потревоженная смехом, из-за пазухи существа вдруг высунулась и тут же спряталась обратно крупная чёрная крыса. Я присвистнул.
Светильник под потолком бешено раскачивался из стороны в сторону, и маленький язычок пламени, конвульсивно дёрнувшись, погас. Жидкий утренний свет позволил увидеть, как начальник охраны отцепил ключи от пояса беспомощно барахтающегося любителя поспать.
— Сокол! На выход.
На выходе мне безжалостно заломили руки за спину, заставили низко опустить голову. Плюнув на всё, я безропотно поспешил вперёд, ожидая увидеть Анатоля.
Я его и увидел. Он отчаянно препирался с кем-то, кто, судя по замызганным чернилами пальцам, был писцом, и окончательно протрезвевшим капитаном. Не заботясь о текущей на пол воде, офицер намочил в глиняной кружке и выжал кусок полотна, приложил его к глазу, чёрному и заплывшему. Я невольно поднял руку к собственному лицу. Чёрт побери, неужели я так удачно заехал ему? Увидев меня, капитан зло оскалился.
— Что, брат? Больно? Это тебе вперёд наука.
Я быстро отдёрнул руку. Анатоль, очевидно, продолжая прерванный разговор, затянул:
— Да ну и что, что…
— Хватит! — рявкнул начальник охраны. — Раскудахтались тут, как куры… Дел на пять минут, а они полчаса квохчут. Всем сесть!
Тяжёлая рука пристава опустила меня на скамью.
— Писарь! Готово?
— Так точно!
— Ну, так какого дьявола ты молчишь?!
Писарь поспешно схватил измусоленный лист пергамента и с тем, что должно было бы считаться выражением, начал:
— Года 729 от воцарения Орланда, первого от воцарения Ллерия, приговор. Грабителя, убийцу, бежавшего из-под стражи Никиту по прозвищу Сокол, года рождения не знающего и родства не помнящего, казнить удушением, произведённым посредством куска намыленной верёвки длиной семь локтей ровно.
Мне понадобилось какое-то время, чтобы понять: меня собирались вешать!
— Что?!
Пристав не дал мне вскочить на ноги, стиснув плечо. Анатоль кивал головой, радостно улыбался и подмигивал. Я решил, что схожу с ума.
Писарь тем временем торжественно обвёл взглядом аудиторию и послюнявил грязные пальцы, взял следующий лист из стопки.
— Года 729 от воцарения Орланда, первого от воцарения Ллерия, к приговору грабителя, убийцы, бежавшего из-под стражи Никиты по прозвищу Сокол, года рождения не знающего и родства не помнящего, поправка. Помиловать и приговорить к семи годам каторжных работ на серебряных рудниках по особому распоряжению его величества Ллерия по случаю его воцарения на престоле.
Я уже не пытался встать. Потирая ноющее плечо, я терпеливо ждал продолжения. Анатоль глядел веселей некуда, что вселяло в меня некоторую надежду. Писарь, удостоверившись, что его не собираются прерывать, продолжил:
— Года 729 от воцарения Орланда, первого от воцарения Ллерия, к поправке к приговору грабителя, убийцы, бежавшего из-под стражи Никиты по прозвищу Сокол, года рождения не знающего и родства не помнящего, дополнение. Ввиду особого распоряжения его величества короля Ллерия относительно убийц и грабителей, умеющих обращаться с оружием, означенное лицо зачислить рядовым в победоносную армию его величества Ллерия, державного властителя сорока провинций королевства Далион, повелителя златотронной Мадры. Подпись рядового Сокола, подпись командира рядового, подпись свидетеля. Печать.
— Всё! — Хлопнув ладонью о стол, начальник охраны поднялся с места. Я, наконец, немного успокоился.
— Где мне там расписываться?
— Подпись уже стоит и заверена, — писарь премерзко ухмылялся. — Можете переходить под начало капитана Вадимира.
Я с ужасом взглянул на широкую улыбку и распростёртые объятия моего командира.
Часть II. Избранные
Глава 11
Вот уже вторые сутки воин был не в духе. И хотя главнокомандующий не покидал приёмный покой, почти ничего не требовал и дремал там же — над картами и тайными депешами с границ, — солдаты в казармах чувствовали себя неуютно. Шли толки. И как только представилась возможность угодить старику, ею не преминули воспользоваться.
Писарь внёс бумаги на серебряном подносе, чего не случалось с ним за всё время службы, и возвестил торжественно:
— Мой генерал, ваш приказ выполнен!
Марк поднял затуманенный усталостью взгляд. Эти дни он бездумно перебирал донесения, терзаясь единственной мыслью, и не сразу сообразил, о каком приказе идёт речь и почему солдат так напыщенно горд. А когда вспомнил отданное в сердцах распоряжение, усмехнулся собственной горячности. Однако бумаги лежали на серебряном подносе, и подписей под ними, очевидно, ждали во всех казармах.
— Ну, давай сюда.
Воин пробежал глазами первые строки.
— Из того самого обоза, что ли?
— Точно так!
— Везёт нам, — усмехнулся Марк, — что ж… это даже лучше. Зови.
Воин покосился на ухмылявшегося солдата, представил свой доклад Ллерию и небрежное замечание о чести, оказанной преступнику — свидетельство служебного рвения главнокомандующего и готовности лично исполнять высочайшие указы. Стило покачивалось над бумагой, воин не решил ещё, куда именно он отправит служить новобранца. Нужно было выбрать между южными пустошами и западными горами. На западе горцы не давали покоя поселениям, и редко, в особо суровые зимы, спускались к границам снегов стаи голубых барсов. Юг был знаменит ордами диких кочевников да редкими караванами в далёкий Накан. Поговаривали, будто над Пустошью царствует морок, который и гонит кочевников атаковать границы, но разговоры эти не шли дальше смутных слухов и фантастических баек.
Писарь направился к двери, потирая руки. Придав лицу строгое выражение, он приоткрыл створки и официальным голосом вызвал:
— Капитан Вадимир, рядовой Сокол.