Терцио подошел к окну. Легкое прикосновение к сенсорной панели отворило плексигласовые створки.
— У тебя здесь хорошо, светло.
— Этот странный комплекс… светобоязни. Он до сих пор сидит в нас?
— Генетическую память не так-то просто побороть. Знаешь, до сих пор многие каиниты выходят на улицы только по ночам. А если приходится выходить на свет днем, то они мажутся специальными кремами. Для них солнце по-прежнему остается символом смерти.
— И мы не свободны от власти химер прошлого.
— На то они и химеры, чтобы властвовать над нами. Так происходит с любым разумом, который не может правильно оценить себя.
— Ты так думаешь?
— Способность познания аур дает массу преимуществ. И приносит немало проблем.
— Расскажи мне об этом.
— Как-нибудь в другой раз. Ты хотела о чем-то спросить меня?
— Ах да, я совсем забыла. Ты заговорил меня.
Терцио смеется:
— Ну?
— Какой-то каинит ищет встречи с отцом. Я хотела бы поговорить с ним первой.
— Зачем тебе это?
— Нужно.
— Слушай меня внимательно. Я — глава службы безопасности до тех пор, пока конфликт с Патриархами не будет улажен. Никто — ни ты, ни Ян — не будет говорить с Хантом до тех пор, пока я не буду уверен в безопасности этого. А я в этом не уверен.
— Я знаю. Дело в другом. Я видела его раньше.
— Где и когда?
— Когда — точно не помню. Но точно не в реальном мире.
— Объясни.
— Мне снился сон.
Терцио отошел от окна. Его глаза искали что-то в комнате.
— Так, где тут у тебя бар?
Саша улыбнулась. Потом указала рукой на встроенную в стену панель.
— Нажми на горгулью.
— Итак, — Терцио открыл бар и достал оттуда бутылку коньяка и бокал, — я начинаю подозревать, что жизнь во сне бывает интересней бодрствования. Уж очень многое там начинает происходить. Но что интересно, первый, кому об этом надо знать, узнает об этом из вторых, а то и третьих рук. Замечательно.
— Не стоит злиться, Терцио.
— Спасибо, что напомнила мне мое имя. А то я с вами забывать его начал. Отец уже знает о твоих снах?
— Зачем? Он же мне свои не пересказывает.
— Девочка, хочу рассказать тебе кое-что…
Лет триста тому назад мы с твоим отцом охотились за одним магом. Он был очень сильным противником. По его вине погибли две семьи… Galith и Asalt. Логово последней было похоже на бойню.
7
Гуль разламывает пластик расходящейся двери. Жалобно ревет сервомотор, выбрасывая клубы белого дыма. Гуль прыгает вперед, в пахнущий металлом и электричеством сумрак. Он прыгает на капот… и не успевает дать предупреждающий сигнал.
Из распахнутого чрева старого шестиколесного «ситроена» бьет страшный, ослепляющий луч ксенонового прожектора. Гуль едва успевает прикрыть лицо руками, с которых шелушится вмиг обгоревшая кожа. И все же, перед тем как превратиться в пепел, он выкрикивает слова тревоги.
Губительные вспышки света прижимают каинитов к полу. Синие вспышки лазерных резаков рассекают потолочные вентиляционные решетки. Разматываясь, летят вниз нейлоновые лианы спусковых тросов. Сквозь нестерпимую резь и градом текущие слезы каиниты могут разглядеть затянутые в латекс и кевлар фигуры, соскользнувшие по тросам вниз. Но прежде упали гранаты — широкие пластиковые цилиндры, начиненные сжатым аргоном с взвесью серебра. Получающееся при разрыве такой гранаты облако долго висит в воздухе, оседая на коже и в легких, оказывая на вампиров сильнейший раздражающий эффект и, что гораздо хуже, не давая им уйти, растворившись.
Феерическое зрелище. Смутные тени в плотных, кажущихся твердыми облаках газа, искаженный поток яростных до синевы лучей ксенонового солнца и медленное скольжение черных вестников смерти по нейлоновым тросам — неотвратимое, как приближение рокового мига.
Для человеческого уха выстрелы из Н&К-МР9 похожи на стук пальцев по пластиковой столешнице. Вот так-так-так-так. Для каинитов это были удары грома.
Они били короткими прицельными очередями, можно было увидеть, как вслед движениям бинокуляров прицельных модулей с хищной живостью изгибаются стволы автоматов, похожие на вороненые фаллосы, уродливые из-за вздутия УКС, как плывут в завихрениях газа дисбалансированные серебряные сперматозоиды — целые их стаи, оплодотворяющие смертью и без того мертвую плоть.
Ватек и Спатта, предводительствуя отрядом каинитов, приходят слишком поздно. Нападавшие успевают собрать свой кровавый урожай.
— Человек, ведущий ту охоту, был сильным противником. Он сосредоточил в своих руках власть, силу, оружие. Все, что могло бы способствовать нашему уничтожению. Он не учел лишь единственное — древнюю магию каинитов. Только это спасло нас.
Темная комната. Мрак и тишина живут здесь в симбиотическом соседстве. В центре помещения два круга. Один внешний — составлен из горящих свечей, второй — из сидящих людей, чьи сцепленные руки создают нерушимый энергетический контур.
Они сидят, слушая удары собственных сердец. Их глаза прикрыты, дыхание ровное, мышцы расслаблены.
Но вот один из них начинает что-то шептать. Суровые слова, царапающие гортань, соскальзывают с его губ и тут же превращаются в ледяной пар, инеем оседающий на пол. Пронзительный ветер врывается в комнату. Но он не захватывает все ее пространство, а становится третьим кругом в магическом ритуале.
Лица каинитов плывут в неясном свете. Черты стираются, изменяются. Сперва они наложат защитное заклятие, предотвращая прорывы силы.
Потом Слова и Знаки стали появляться в пространстве комнаты, готовя губительные тенета для намеченной жертвы.
Терцио делает большой глоток и ставит бокал на столешницу. Потом закуривает.
— То было трудное время. Много воды утекло с тех пор, многое изменилось.
— Триста лет… мне трудно представить, сколько это.
— С годами ты привыкнешь. Адаптируется память, стирая все лишнее.
— Быть может. Так чем закончилась та история?
— Наш таинственный противник был околдован. Нам не удалось уничтожить его разум, но телу был нанесен тяжелый урон. Аллергия на температуру выше ноля. Белок сразу начинает денатурировать, что приводит к распаду большинства тканей.
— Похоже на то, как мы реагировали на солнечный свет.
— Всему этому есть вполне нормальное химиофизиологическое объяснение. Ничего таинственного или невозможного.
— Люди думают иначе.
