Агент описывал ему дом. Агент ему не верил. Он послал его к своему адвокату. Поручил адвокату этим заняться. Адвокат все устроил. Дом был оформлен на его имя. Чтобы не достался Уиллису.
— Отрадно видеть, — сказал адвокат, сидя за столом в своем кабинете.
— Что?
— Что вы заботитесь о своей семье. Это хорошее вложение денег.
— Может, позвоните Джеки, когда она переедет в новый дом?
Адвокат не ответил ни да, ни нет.
Он подумал, что это из-за Уиллиса. Адвокат боялся Уиллиса.
— Пришло сегодня утром с почтой. — Адвокат протянул ему маленький желтый конверт.
Внутри лежал паспорт. Открыв его, он увидел свою фотографию. Фотография вышла неудачной. Сядьте сюда. Смотрите в объектив. Он чуть не улыбнулся. Свет погас, двери захлопнулись. Ему выдали фотографии. Две штуки. Рядом. И он мог идти. Он мог ехать куда угодно. Ездить по всему миру. Вот как просто. Кто его остановит? У него есть деньги.
— Теперь вы можете воспользоваться теми билетами. Счастливо.
Он закрыл паспорт. Вспомнил первый день там. Страх стен. Он шумно потянул носом. Посмотрел в окно. Паспорт упал на пол. Руки бессильно сжались в кулаки. Большие пальцы ощутили холод тыльной стороны ладони. Джеки у себя дома. В Ист-Энде.
Он нагнулся, чтобы поднять паспорт. Взглянул на адвоката.
— Вы ходили в школу вместе с Джеки.
— Да.
Он продолжал молча рассматривать адвоката. Хорошее лицо. Симпатичное. Заботится о своей внешности. От него хорошо пахнет. Он со своего места чувствовал аромат адвокатского парфюма. Одет с иголочки. Дорогой костюм. Человек, умеющий держать дистанцию. Умеющий выставить. Он посмотрел на стол адвоката. На книжные полки. Книги. Бесконечные ряды книг с золотыми буквами. Ни картинок. Ни рамок.
— У вас есть жена?
— Я гей, — ответил адвокат.
Кто бы мог подумать.
— Значит, вы не подходите.
— Думаю, нет.
Билеты были с открытой датой. Полный тариф. Первый класс. Рейс с пересадкой в Торонто. Сначала на запад, потом на восток. В Испанию. Вот куда они отправятся. Но сначала он хотел заехать в Торонто. Сначала запад. Потом восток. У него имелась веская причина.
«Мерден-Оптика».
Рут могла уехать без проблем. У нее было гибкое расписание. Так она сказала ему с улыбкой. Прежде поцеловала. Чмокнула в щеку. Билет у нее в руке. Она и раньше бывала в Торонто. Где только она не побывала. Он видел ее паспорт. Весь в штампах. Разные названия. В гостиницу, которую она выбрала, они поехали на лимузине. На длинном, просторном внутри, черном, блестящем лимузине. Звезды первой величины. Водитель был в фуражке. Как раз, как он хотел. Так мягко он еще никогда не ездил.
Здание в ночи горело огнями. Почти даунтаун. Он увидел телебашню Си-Эн-Тауэр. Игла в небе. Самое высокое здание в мире. Все здания освещены. Миллионы огней. Воздух казался кристально-чистым.
— Это хорошее место?
— Какое место? — спросила Рут.
— Эта гостиница.
— Да.
— Пять звезд?
Рут улыбнулась.
— Нет.
— Есть тут хорошая пятизвездочная гостиница? — спросил он водителя. Как будто каждый день об этом спрашивал. Только тогда бы ему ни к чему было спрашивать сейчас. Он бы уже сам знал. Это он смекнул.
Водитель не моргнув глазом перечислил несколько штук. Звал его «сэр». Говорил ровным голосом.
— Какая самая лучшая?
Водитель предложил две на выбор.
— Которая из них лучше?
— Трудно сказать, сэр. — Глаза водителя мелькнули в зеркале заднего вида.
— Какая дороже?
— Они обе дорогие, сэр.
— Но одна-то дороже.
Водитель ничего не ответил. Наверное, задумался. Или решил не обращать на них внимания.
Он подумал, не задать ли парню взбучку. Он за дурачка его принимает. Всегда есть лучше, а есть хуже.
Лучшую назвала Рут. Положила ладонь ему на бедро. Это был какой-то знак.
— Хорошо, — сказал он, глядя на нее. Затем обратился к водителю: — Везите нас туда.
Сказал как отрезал.
Кого они не ждали тут увидеть, так это его. Он догадался об этом с первого взгляда на служащего за стойкой регистратора. Однако удивление тотчас уступило место вежливой деловитости. Настроение у него все равно испортилось. Из-за лимузина. Из-за водителя. Сопляк еще. Что он тут делает? В этом городе.
— Одно- или двухкомнатный?
— Двухкомнатный, — ответил он, потому что двухкомнатный всегда дороже. Одной ступенькой выше.
— Багаж? — Регистратор взглянул на Рут. Улыбнулся ей совсем по-другому. Как своей знакомой. Будто узнал. С ней будет легче. И стал задавать вопросы ей. Говорил только с ней. Так было лучше.
Он отвернулся и стал рассматривать фойе. Много места. Люстры. Дорогие стулья и ковры. Мраморный пол. Мраморные статуи. Где-то течет вода. Журчит. Высокие потолки. Коридоры. Балкон вокруг всего здания. Можно видеть номера. Двери. Деревянные двери. Дорогая отделка.
— Сэр?
Он обернулся.
— Как вы предпочитаете расплатиться?
— Булыжниками.
— Простите?
— Вот как мне хотелось бы здесь расплатиться.
Натянутая улыбка. Тугая, как задница.
Вытащив бумажник, он достал свою карточку. Она не была золотой, как другие, что он видел. И серебряной не была. Вообще цветом не напоминала металл. Не то что карточки, которые другие люди бросали на стойку. Он видел. Другие постояльцы. Его была красная. Без имени. Любой мог ею расплатиться.
— Вы хотели бы расплатиться кредитной картой?
— Да. Возьмите, сколько надо.
— Конечно. — Короткий поклон.
Он вспомнил собаку. Собаку Грома. Она умерла. Отвели к ветеринару. Гепатит. Ее все время рвало. Она ничего не ела. Ничем нельзя было помочь. Женщине-ветеринару было очень жаль собаку. Ей правда было жаль. Это было заметно. Она все гладила собаку, говорила ей ласковые слова. Он смотрел на женщину и мечтал о другой жизни. Такое у нее было лицо. Женщина, жалевшая собаку. Она бы и его жалела. В такой же яркой белой комнате. В своем белом халате. Повсюду животные. Он знал, что у нее полный дом животных. Спасенных ею. У него была Рут. Рут тоже была такая. Но Рут отошла. Она не так самозабвенно горевала. Он, наверное, мог бы полюбить эту женщину-ветеринара. За ее нежность. Чистую нежность. И способность забывать о себе. Им пришлось усыпить собаку. Убить. Пришлось убить, потому что она была безнадежно больна. Заболела, сидя на цепи на холоде. Он гладил собаку. Смотрел в ее глаза. Они знали. Знали. Эти глаза скоро умрут. Собака тоже смотрела ему в глаза. «Я не могу тебя спасти, — мысленно говорил он. — Я не могу тебя спасти». Мысленно он плакал. Звучал и другой голос. Дурацкая собака. Я не могу тебя спасти. Дурацкая собака. Кто ты такая?
