Но капитан не высказал мне ни слова упрека. Наоборот – он так обрадовался, что в его унылой и однообразной больничной жизни появилось хоть какое-то развлечение, что я перестала напрягаться. Я вручила свои дары. Больше всего Алехин обрадовался сканвордам, хотя на тумбочке у постели я заметила ноутбук.
– Ты не представляешь, Женя, до чего тут тоскливо, – пожаловался мне Алехин.
– Ох, Игорь, представляю! – я закатила глаза. – Мне ведь тоже приходилось валяться после ранений. А что врачи говорят?
Поскольку нога капитана была поднята к потолку и через нее проходили какие-то металлические штыри, не стоило ждать, что Игоря выпишут на днях. Капитан поморщился:
– Ой, Женька, давай вот про это не будем! Алена каждый день приходит и прощения просит. Говорит, больше ни за что не заставит меня ремонт делать.
– Ну и правильно! – сочувственно закивала я. – Ты сыскарь от бога, но обе руки у тебя, извини, левые, и дрель бы я тебе не доверила…
– Вот! – поднял палец Алехин. – Ты меня понимаешь. А теперь говори, зачем приехала, ни за что не поверю, что ты сделала дырку в своем плотном графике, чтобы привезти мне минералки…
Я не стала ломаться – все равно капитан знал меня как облупленную.
– Вероника Белоцерковская, модель. Погибла при взрыве два с половиной года назад, – сказала я. – Твое ведь дело?
Алехин поморщился:
– Откуда знаешь?
– Отец погибшей сказал, – не стала я финтить.
– Помню я это дело, – жестко произнес Игорь. – Такое не забудешь. Молодая девушка. Красотка, каких поискать, модель, замуж собиралась через два дня… и вдруг такое.
– Какое? – я подалась вперед. – Убийца погиб на месте, да?
Алехин кивнул:
– Глупость какая-то. Самодельная бомба, сделана из какого-то дерьма – а надо же, сработала. Ну, взрывник-самоучка облажался, и устройство сработало так, что от него самого мало что осталось. А девушка… ей просто не повезло. Могла бы уцелеть. А все Интернет. Любой урод со справкой может найти там рецепт, как сделать бомбу. Вот и результат…
– Погоди, – напряглась я, – какой урод со справкой?
Алехин взял с тумбочки апельсин и принялся внимательно его рассматривать.
– Да киллер этот недоделанный! Он же был маньяк. Преследовал эту Белоцерковскую. Письма ей писал. Алтарь в квартире устроил. А она на него внимания не обращала. Ну, его и переклинило. Вообще-то странно, он, хотя и на учете в диспансере состоял, тихий был. Никто от него не ждал такого. Это же надо – изготовил бомбу, подкараулил девушку в безлюдном месте… Видно, был умнее, чем при его диагнозе положено.
Алехин в сердцах бросил апельсин в раскрытую сумку, стоящую в углу, но промахнулся. Я встала, подняла фрукт с пола и аккуратно положила в сумку, где уже лежали три теннисных мячика и пара чистых носков, свернутых в бублик.
– Про какой алтарь ты говорил? – переспросила я.
– Когда квартиру, где проживал это психический… как там его… Петрищев, взломали, то обнаружили алтарь – фотографии Белоцерковской на стенке. А перед ними горящие свечки.
– Ритуальные? – подобралась я.
– Да нет, обычные. Из хозяйственного магазина. У него электричество отключили за неуплату. Так он приспособился при свечах жить.
– Поня-ятно, – протянула я. – А что за письма?
– Обычная бодяга. Люблю, жить без вас не могу, вы для меня ангел… Да он шизофреник был, чего ты хочешь!
Я задумалась. Алехин не унимался:
– Жаль девушку. Красивая, богатая, вся жизнь впереди. Жениха потом из петли вынимали…
– А кто у нас жених? – поинтересовалась я.
– Вольский, бизнесмен местный, – ответил капитан.
– А, видела его, – вспомнила я. – Бородатый такой. А вот скажи, Алехин… я тебя не первый год знаю. У тебя в этом деле ничего не вызвало… ну, знаешь, такого чувства, будто что-то здесь не так? Ты вот прямо на сто процентов уверен, что Воронику Белоцерковскую убил этот шизофреник?
Алехин почесал кончик носа карандашом, который держал под рукой для разгадывания кроссвордов. Потом нехотя ответил:
– Ну, были в этом деле кое-какие пунктики… К примеру, этот Петрищев сидел на препаратах и был такой затранканный, что едва соображал. Он инвалидом считался по своему заболеванию. И вдруг такой, понимаешь ли, всплеск интеллекта! Бомбу самостоятельно собрал! Это не всякий сможет, даже нормальный. Вот ты, к примеру…
Тут Алехин уставился на меня и сказал:
– Э… Извини. Ты как раз на такое способна. Пример неудачный. Ну ты меня поняла, да? И еще – отпечатки на конвертах тех писем, что мы нашли в квартире Белоцерковской после взрыва, были четкие. А на самих письмах смазанные. Мелочи, конечно…
Я понимала, чего недоговаривает Алехин. Это только в кино следователь ведет одно дело – самое важное-преважное. А в реальной жизни у него этих дел как блох на дворняге. И по каждому начальство спросит. Даже если Алехин нутром чуял – все не так просто, как кажется, сделать он ничего не мог. Доказательства налицо, и вообще все ясно – маньяк-шизофреник, красавица-модель, угрожающие письма, алтарь со свечками… на редкость убедительно, в общем.
– Слушай, а где вы взяли отпечатки пальцев этого шизика? – поинтересовалась я. – Или современная криминалистика так шагнула вперед, что научилась снимать пальчики с обгоревшего трупа?
– Да нет! – отмахнулся Алехин. – Отпечатки для сличения мы взяли у него на квартире. Он, кстати, недалеко от дома своей жертвы проживал. Там позади их элитной шестиэтажки развалюха стоит. А что?
– Ничего. Не бери в голову. Поправляйся, капитан!
Я чмокнула Алехина в щеку и распрощалась.
– Эй, Евгения! – крикнул мне вслед мой приятель, глядя на меня с озабоченным видом. – Что ты там еще затеваешь, а?!
Но я уже сбежала по лестнице, прыгнула в свою машину и в очередной раз задумалась.
Наконец-то в этой истории появляется взрывник. Правда, какой-то неудачливый. Это же надо – вместо жертвы замочить себя самого!
И ситуация знакомая. Модель, взрыв, убитый горем жених, который пытается свести счеты с жизнью… Ой, как мне все это не нравится!
Но позвольте, если виновник гибели Вероники Белоцерковской два с половиной года как мертв, то кто же орудует сейчас? А что, если тот псих жив и снова принялся взрывать моделей и их женихов?! Кто же погиб тогда, чей это труп не смогли опознать толком? На эти вопросы у меня пока не было ответа…
Глава 8
За то время, что я провела в больнице у Алехина, короткий зимний день подошел к концу. Догорел малиновый закат, и чернильно-синяя тьма опустилась на Тарасов.
Меня гнал вперед охотничий азарт, но оставалось признать, что на сегодня с меня достаточно. К тому же у меня с самого утра маковой росинки во рту не было. Я с тоской вспомнила о пирогах тетушки Милы, но чувство долга победило, и я поехала в дом Новицких. А с тетей поболтала по телефону, включив гарнитуру.
