— Твоя невестка Рослин? Та самая, которая будет возражать против моего пребывания здесь? А за кого из братьев она вышла замуж?
— За Энтони, разумеется. Это его дом.
— Ты хочешь сказать, что он женат?
— Он надел на себя эти оковы за день до того, как я встретил тебя. Именно с этого момента длится его семейное блаженство. У него была размолвка с его шотландкой, когда я покидал Англию. Интересно будет увидеть, как он ладит с ней сейчас, хотя Джереми уверяет меня, что Тони больше не пребывает в немилости.
— Похоже, вполне подходящее место для тебя, — и многозначительно заметила Джорджина. — Мог бы рассказать мне обо всем этом заранее.
Он пожал плечами.
— Я не думал, что тебя интересует моя семья. Я определенно не интересуюсь твоей… Что ты хочешь сказать? — спросил он, видя, как вздернулся ее подбородок. — Это никакое не оскорбление, любовь моя, просто я не могу терпеть этих варваров, которых ты называешь братьями.
— Мои братья не вели себя как варвары, если бы ты их не провоцировал на это. Интересно, как бы вели себя члены твоей семьи, если бы я действовала и говорила так же, как ты?
— Гарантирую, что они не избили бы тебя и не отправили в Тайберн, чтобы повесить.
— Возможно, но вряд ли бы я им понравилась И они наверняка гадали бы: уж не сошла ли я с ума приехав сюда?
Он хмыкнул и подошел к ней сзади.
— Напротив, дорогая девочка. Делай или говори, что тебе вздумается. Ты сможешь убедиться, что это никак не повлияет на то, как тебя здесь примут.
— Почему?
— Потому что ты благодаря мне стала Мэлори.
— Это так важно?
— Я уверен, что очень скоро услышишь сама, но лишь в том случае, если поспешишь одеться. Мне помочь?
Она хлопнула Джеймса по руке, когда он взялся за низ ее рубашки.
— Спасибо, обойдусь без тебя. Кстати, чья это одежда, Рослин?
— Это было бы очень удобно, однако это не так.
Она чуть покрупнее тебя, во всяком случае, так уверяет ее горничная. Поэтому я обратился к Реган, которая носит одежду твоего размера.
Оказавшись в его объятиях, Джорджина повернулась и оттолкнула его.
— Реган? Ах да, та самая, которая предпочитает называть тебя «знатоком женщин», а не «закоренелым распутником»?
— Ты никогда ничего не забываешь? — со вздохом спросил Джеймс.
— Иногда я думала, что Реган — это твой приятель, мужчина. — И, ткнув пальцем ему в грудь, требовательно спросила: — Так кто она? Содержанка, которую ты оставил? Если ты взял для меня одежду у содержанки, Джеймс Мэлори, то…
Веселый смех прервал тираду Джорджины.
— Мне жаль прерывать столь великолепное проявление ревности с твоей стороны, Джордж, но Реган — это моя любимая племянница.
После короткой немой сцены Джорджина изумленно переспросила:
— Твоя племянница?
— Она страшно удивится, если узнает, что ты принимала ее за кого-то другого.
— Ради Бога, не вздумай рассказывать ей об этом! — испугалась Джорджина. — Нетрудно было ошибиться, зная, какой ты развратник.
— А вот против этого я решительно возражаю, — суровым тоном сказал Джеймс. — Между повесой и развратником огромная разница, милая девочка. И твоя вроде бы естественная ошибка не столь уж естественна, поскольку у меня много лет не было содержанки. Как ни удивительно, Джордж, но все это правда. Я предпочитаю разнообразие. А содержанки могут быть весьма утомительными в своих притязаниях… Что касается тебя, то ты исключение.
— Я должна чувствовать себя польщенной? Я не польщена!
— Ты была моей любовницей на «Девственнице Анне». В чем разница?
— А сейчас я твоя жена, прости меня за это ужасное слово. В чем разница?
Джорджина полагала, что своим сравнением рассердит его, но Джеймс неожиданно улыбнулся.
— В этом отношении ты молодец, Джордж.
— В каком отношении? — с подозрением спросила Джорджина.
— В том, что не соглашаешься со мной. Немного найдется таких людей, которые рискуют вести себя таким образом.
Джорджина совеем не по-женски хихикнула.
— Если ты и сейчас хотел мне польстить, то знай, что результат снова нулевой.
— Ах, так ты ведешь счет? Тогда как же повлияет на него то, что я хочу тебя?
С этими словами он притянул ее к себе. Он был явно возбужден, и все его тело соблазняло и влекло. Его бедра прижались к ее животу, его грудь раздражала ей соски, которые превратились в твердые горошины, а его губы накрыли ей рот, не позволяя выражать протест. Да о каком протесте могла идти речь? Джорджина пошла навстречу желанию Джеймса в тот же миг, когда ощутила прикосновение его тела.
Отдаваясь ласке, она успела, задыхаясь, сказать:
— А как же быть с родней, которую я должна встретить?
— Черт с ними, — пробормотал, тяжело дыша, Джеймс. — Это важнее.
Джеймс просунул бедро между ее ног, его ладони сжали ей ягодицы и оторвали от пола. Она застонала, обвила руки вокруг его шеи, а ноги — вокруг талии, откинула голову назад, и губы Джеймса впились ей в шею. Мыслей больше не осталось, осталась одна лишь страсть. Эту жаркую сцену прервало появление Энтони Мэлори.
— Я думал, что парень меня разыгрывает, но вижу, что это не так.
Джеймс поднял голову и в полном смысле слова зарычал:
— Черт тебя побери, Тони, ты выбрал дьявольски неудачное время для визита!
Джорджина встала на ноги, хотя они дрожали и плохо ее слушались. Лишь теперь до нее дошло, что в комнату вторгся кто-то из новоявленных родственников. К счастью, Джеймс все еще поддерживал ее. Она почувствовала, как ее лицо заливается горячей краской.
Джорджина помнила Энтони с того вечера в таверне. Тогда он ей показался и остался таким в памяти, красивым голубоглазым дьяволом. Пока она не заметила Джеймса. Впрочем, Энтони и сейчас был неправдоподобно красив. И когда Джорджина сказала Джеймсу, что его сын больше похож на брата, она сделала это не только в пику мужу, но и потому, что Джереми и в самом деле казался более молодой копией Энтони. Особенно похожими делали их ясно-голубые глаза и черные как смоль волосы. У Джорджины имелись все основания задать себе вопрос: вполне ли Джеймс уверен в том, что Джереми его сын?
А что, интересно, подумал о ней Энтони, после того как бросил в ее сторону беглый взгляд?
Если закрыть ей один глаз повязкой, то она вполне могла сойти сейчас за пирата: босая, в белой распущенной рубашке мужа, которую Джеймс успел расшнуровать чуть ли не донизу, с широким его же поясом, затянутым поверх рубашки, и в собственных бриджах в обтяжку. Когда Добсон привел ее в эту комнату, она стянула с себя лишь туфли и чулки, бросилась на кровать и проспала, пока ее не разбудил Джеймс.
