Оружие лежало на полу рядом с едоками или оставалось заткнутым за пояс. Безоружными здесь были лишь слуги и служанки, шныряющие за спинами едоков. Весь этот праздник жизни освещали фонари-гандо, подвешенные на крюки, торчащие из балок, и чадящие масляные светильники, расставленные вдоль стен.
Ух ты, вот это да! Вилки! Двузубые вилки! Кажется, серебряные. Да-а, вот уж чего он не видел в Ямато. Собственно, никаких иных столовых приборов, кроме палочек, он там и не видел. А тут вон оно как, оказывается. Правда, Ацухимэ однажды в ответ на рассказ Артема о том, с помощью каких приспособлений в его стране доносят пищу до рта, заявила, что и в Ямато было дело. Завезли из Китая или из Корё «вот то самое, о чем ты говоришь и что называешь ложками и вилками». Однако мода на это безобразие прошла молниеносно, потому что тех, кто пользовался этими приспособлениями, стали считать обжорами и лентяями, а таковыми никому не хотелось прослыть. Здешних же едоков, похоже, нисколько не пугала подобная перспектива.
Главного человека за этим веселым столом не смог бы вычислить разве что слепец или чертовски глупый человек. Главарь, он же глава рода по имени Хаси, возвышался над остальными, восседая на некоем подобии трона. Артем долго не мог понять, на чем же он так удобно устроился, потом, чуть позже, разглядел, что это ворох шкур. За спиной у атамана торчала какая-то сложная конструкция из металлических прутьев, прямых и гнутых, с навешенным на нее круглым деревянным щитом. Предназначение конструкции Артем, как ни силился, угадать не смог. Ради красоты? Хотя какая в этой фигне красота. Но вполне возможно, что и сам Хаси не был знаком с изначальным предназначением этой хреновины. Наверное, он захватил ее в одном из набегов, где греб подряд все мало-мальски ценное, а здесь уже задумался, к чему бы приспособить, и надумал с ее помощью выделить свое атаманское место за столом. Потом, возможно, Хаси усмотрел и утилитарную пользу, которую можно извлечь из хреновины. Когда она за спиной, намного сложнее подобраться к нему сзади и вонзить в спину что-нибудь острое.
«Если внимательно приглядеться, то тут наверняка можно будет обнаружить немало предметов, которых нет в Ямато, – подумал Артем. – Эти труженики моря много всего натаскали из набегов. Будет время – пригляжусь».
Ну а пока он по ходу дела отметил, что в углу пиратской залы красовалась полуметровая бронзовая статуя Будды, зато какэмоно
[12]
, непременных в японских домах, на стенах не было.
Артем, следуя жесту Кусанку, остановился напротив пиратского атамана, по другую сторону стола. Кусанку обогнул стол и направился к своему папаше, главе рода.
Этот человек был весьма колоритен. На вид лет пятидесяти, коренастый, с бритой наголо головой. При взгляде на него на ум Артему пришел пенек векового кедра с торчащими из земли могучими щупальцами корней. Только у этого вместо корней толстые руки, перекрученные мышцами. А грудь его напоминала пузатый бочонок. Созерцать могучую мускулатуру здешнего главаря Артему ничто не мешало. Он сидел голый по пояс и по крайней мере по этот самый пояс был густо покрыт татуировками, состоявшими в основном из иероглифов, и шрамами. Судя по количеству и разнообразию рубцов, главарь руководил здешним кондоминиумом отнюдь не из спокойного кабинета.
Да и кроме него полуголых людей за столом хватало. Сие никак не нарушало здешний этикет, равно как не нарушали его такие манеры, как вытирание испачканных рук о тело или об одежду, громкое отрыгивание или сморкание в ладонь с последующим вытиранием этой самой ладони об штаны. Жарко было в помещении, так что без одежды сидеть, конечно, гораздо комфортнее, тут не поспоришь.
Пальцы папаши Хаси были унизаны кольцами и перстнями. Кстати, таковые имелись не только у него, но и у других пиратов, хотя у тех, ясное дело, поменьше и победнее. Между прочим, в Ямато Артем видел аналогичные украшения только в Киото и только у женщин. Оно и понятно. Подобное украшательство никак не сочеталось со строгим самурайским духом. Разве что оружие и доспехи можно чем-то украсить, посеребрить там или цветную ленточку приспособить, и то если не в ущерб боевым качествам. Короче, по всему было видно, что здешним морским воякам самурайский дух совсем не близок.
Между тем Кусанку обогнул стол и опустился на циновки по левую руку от атамана Хаси. По правую уже сидел молодой человек примерно того же возраста. Стоило Артему повнимательнее приглядеться ко всем троим, как у него пропали всяческие сомнения в том, что он видел перед собой папашку и двух его сыновей. В лице второго, по имени пока неизвестного, на взгляд Артема наличествовали некоторые признаки дефективности.
Этот атаман совершенно не походил на изнеженного, слабовольного правителя. Вряд ли он мог себе позволить купаться в роскоши и удовольствиях, ничего при этом не делая. Стоило только Артему повнимательнее приглядеться к обоим его сыночкам с волчьими взглядами, как ему сразу стало ясно, что их папаше расслабляться никак не стоит, ежели, конечно, он не хочет профукать свой трон.
Артем поклонился – вежливо, но без излишнего подобострастия. Надо же было поприветствовать главу рода, тем более происходящего от знатной самурайской семьи Минамото. Да и вообще перед ним как-никак был правитель. Пусть легитимность его державы и сомнительна, но послу положено кланяться первым, хоть он и зашел в гости не по своей воле.
Правитель ответил ему лишь легким наклоном головы.
Артем не мог сказать, что почувствовал бы и как бы повел себя на его месте другой императорский посол, принадлежащий к какому-то из самурайских родов. Счел бы он себя оскорбленным до невозможности, или подобное вполне укладывается в отношения императорского посла и чужого правителя? Эх, кабы кто подсказал…
Атаман тем временем жестом показал, что гражданин посол может садиться. Следующим жестом, опять же вполне понятным и по-другому не толкуемым, Хаси предложил, мол, ешь, гостюшка дорогой, не стесняйся, за все уплачено. Стоило послу усесться, как из-за его спины бесшумными тенями выдвинулись слуги и служанки, поставили перед гостем плошки, положили палочки и налили в серебряный стаканчик тоже не японской работы какой-то мутноватой бурды из глиняного кувшина с клювоподобным горлом.
«А батька-атаман что, разговаривать вообще не умеет, только жестами изъясняется? Или ему по статусу говорить не положено?»
Стоило Артему так подумать, как батька-атаман заговорил вполне человеческим языком:
– Ты – не яматонтю. – Он вытянул палец в сторону Артема.
– Ты прав, – сказал Артем. – Я – не яматонтю. Но я и не говорил, что я – яматонтю.
«Содержательный у нас с тобой складывается разговор», – подумал посол Ямато.
– Тогда откуда ты? – спросил Хаси.
Говорил он с тем же акцентом, что и его сынок – Кусанку, но это не был наследственный дефект речи. Артем слышал, что и другие участники застолья общаются между собой на этом же говором. Понять их речи без привычки можно было лишь с некоторым напряжением. Артем подметил, что многие сотрапезники непринужденно общались между собой на китайском. Скорее всего большинство здешних жителей свободно владело обоими языками.
