Британский посол Джордж Бьюкенен сообщил Временному правительству, что король Георг готов принять Николая и Александру на британской территории. Но Керенский не позволил им уехать, испугавшись Советов. Да и английское правительство передумало.
Отрекаясь от трона, Николай II произнес небольшую речь перед офицерами Ставки:
– В последний раз обращаюсь к вам, горячо любимые войска. Нынешняя небывалая война должна быть доведена до полного поражения врагов. Кто думает теперь о мире и желает его – тот изменник своего Отечества, предатель его. Знаю, что каждый честный воин так понимает и так мыслит. Исполняйте ваш долг как до сих пор. Защищайте нашу великую Россию из всех сил. Слушайтесь ваших начальников. Всякое ослабление порядка службы только на руку врагу.
«Последний день в Могилеве, – записал 8 марта Николай в дневнике. – В 10 часов подписал прощальный приказ по армиям. В 10.30 пошел в дом дежурства, где простился со всеми чинами штаба и управлений. Дома прощался с офицерами и казаками конвоя и Сводного полка – сердце у меня чуть не разорвалось!»
Великий князь Александр Михайлович присутствовал во время прощания: «Ники благодарит штаб и просит всех продолжить работу «с прежними усердием и жертвенностью». Он просит всех забыть вражду, служить России и вести нашу армию к победе… Мы кричим «ура», как никогда еще не кричали за последние двадцать три года. Старые генералы плачут. Еще мгновение – и кто-нибудь выступит вперед и станет молить Ники изменить принятое им решение. Но напрасно: самодержец всероссийский не берет своих слов обратно!»
Несколько раз в те дни был момент, когда казалось, что ход событий можно повернуть в другую сторону. Но все эти возможности были упущены, и наконец события приобретают характер неостановимый, как сход снежной лавины. Февральская революция практически всей страной была воспринята как очевидное благо. Временное правительство приняло законы давно назревшие и совершенно необходимые. Но не справилось с управлением страной. Впрочем, а кто бы справился? А уж то, что последовало потом. И уже многие вспоминали царский режим как время счастливое и прекрасное.
«В 12 часов приехал к мама в вагон, – записал в дневнике Николай II, – позавтракал с ней и ее свитой и остался сидеть с ней до 4.30. В 4.45 уехал из Могилева, трогательная толпа провожала. Четыре члена Думы сопутствуют в моем поезде. Поехал на Оршу и Витебск. Погода морозная и ветреная. Тяжело, больно и тоскливо».
Это последнее путешествие Николая в его собственном поезде. Но и здесь он уже не хозяин. Фактически он под арестом. За ним присматривают депутаты Думы. Поезд императора прибыл в Царское Село утром. Ни на кого не глядя, Николай прошел по перрону и сел в автомобиль.
«В поезде с государем ехало много лиц, – вспоминал начальник охраны Александровского дворца полковник Кобылинский. – Когда государь вышел из вагона, эти лица посыпались на перрон и стали быстро-быстро разбегаться в разные стороны, озираясь по сторонам, видимо проникнутые чувством страха, что их узнают».
У въезда во дворец дежурный офицер скомандовал:
– Открыть ворота бывшему царю.
«Скоро и благополучно прибыл в Царское Село, – записал 9 марта Николай II. – Но, Боже, какая разница, на улице и кругом дворца, внутри парка часовые, а внутри подъезда какие-то прапорщики! Пошел наверх и там увидел душку Аликс и дорогих детей. Она выглядела бодрой и здоровой, а они все лежали в темной комнате. Но самочувствие у всех хорошее, кроме Марии, у которой корь недавно началась. Погулял с Валей Долгоруковым и поработал с ним в садике, так как дальше выходить нельзя!»
Единственной опорой уже бывшему императору оставалась его жена.
«Как я хочу заключить тебя в свои объятия и дать твоей милой голове отдохнуть на моем плече – тогда я могла бы осыпать лицо и глаза любимого поцелуями и шептать ласковые слова любви. По вечерам я целую твою подушку – это все, что у меня есть… Я понимаю, мне не следовало бы говорить этого; в устах старой замужней женщины это звучит смешно, но я не могу сдержать себя. С годами любовь усиливается. О, если бы наши дети были так же счастливы в их семейной жизни».
Это материнское пожелание будет перечеркнуто свинцовыми пулями.
Жена командира 3-го армейского корпуса генерала Павла Петровича Скоропадского – фрейлина императрицы Александра Петровна Дурново писала мужу из Петрограда 9 марта 1917 года:
«Ты не можешь себе представить, как выражаются о царе и его семье, и о всем, что его окружает. Громко говорят: пьяница и развратница, шпион и шпионка, недостаточно, что отрекся, надо судить, не отпускать в Англию, доберемся до них и расправимся.
Публика спокойна и изысканно любезна. Слышишь на каждом шагу возгласы «товарищ», «милая, родная, моя дорогая», это к кондукторше или газетчице. Эти же «товарищи» нас будут грабить и жечь. По-моему, очень интересно жить, но часто тошно.»
Будущий гетман Украины Скоропадский ответил жене:
«Государь и Александра Федоровна, о которой, я сознаюсь, не могу теперь без отвращения вспоминать, сами виноваты. Государь – бедный Государь по свойственной ему бесхарактерности, а Александра Федоровна по многим другим причинам, главное, по ее желанию властвовать и самомнению, несомненно, является главной причиной наших несчастий. Романовы всем осточертели. Я благодарен Государю за его отречение. Я почувствовал себя свободным, и, конечно, хотя мне его лично жаль, но я теперь вздыхаю полной грудью и счастлив.
Если удержится нынешнее правительство, все пойдет эволюционным путем на славу и благоденствие России, если же правительство провалится, власть перейдет в руки толпы. Не смейся, я не сошел с ума. Я более чем когда-либо убежден, что нынешнее правительство не усидит, а после него будет небывалая анархия, которая быстро выродится в какую-либо форму диктатуры самой деспотической».
Когда-то многоопытная британская королева Виктория напутствовала молодую российскую императрицу: «Ты находишься в чужой стране, в стране, тебе совершенно незнакомой, где быт, умственное настроение и самые люди тебе совершенно чужды, и все же твоя первейшая обязанность – завоевывать любовь и уважение».
Александра Федоровна ответила ей достаточно самоуверенно: «Вы ошибаетесь, дорогая бабушка. Россия не Англия. Здесь нам нет надобности прилагать какие-либо старания для завоевания любви народа. Русский народ почитает своих царей за божество, от которого исходят все милости и все блага».
Как сильно она заблуждалась! Впрочем, откуда ей было знать, с какой невероятной скоростью в нашей стране свергают вчерашних властителей.
Александра Федоровна наставляла мужа: «Так как ты очень снисходителен, доверчив и мягок, то мне надлежит исполнять роль твоего колокола, чтобы люди с дурными намерениями не могли ко мне приблизиться, а я бы предостерегала тебя… Мы Богом возведены на престол, и мы должны твердо охранять его и передать его неприкосновенным нашему сыну. Если ты будешь держать это в памяти, то не забудешь быть государем. И насколько это легче для самодержавного государя, чем для того, который присягнул конституции».
