Книга Братья. Книга 1. Тайный воин, страница 14. Автор книги Мария Семенова

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Братья. Книга 1. Тайный воин»

Cтраница 14

– Так бабушка за ним сперва с веником, а после смирилась, – расхвастался Светел. – Только он у девок не отбирал, сам смороковал, как полюбилось. Он все песни знает! Колыбельную мне сложил, вот. Я мал был…

– По мне, и сейчас от горшка два вершка, – фыркнула Арела.

Светел не остался в долгу:

– Мал горшок, да сердит. – И посоветовал: – Не смотри высоко, глаза запорошишь. Тоже ещё, невеста!

Она зло сощурилась:

– Если хочешь знать, у меня суженый не пендерю лесному чета…

– Пиявка рыжая! – сказал Светел.

– Сам рыжий!

– Цыц, ребятёнки! – окоротил обоих Кербога. – А ты, старшенький… Что за колыбельная? Сыграешь?

Сквара кивнул, снова поднёс к губам кугиклы и заиграл.

Гудим немного послушал, взялся тихо вторить ему.

Сквара вывел напев очень просто, без трелей и иных украшений, а припесню неожиданно спел голосом. Светел даже вздрогнул, но заветные слова тот приберёг.


Брат за брата – хоть в огонь!

Моего меньшого не тронь…

Кербога спросил, помолчав:

– Правда, что ли, сам сочинил?

Сквара кивнул.

Кербога помолчал ещё.

– А всю песню со словами споёшь?

Сквара смутился:

– Других слов нету… только припесня.

– А пробовал?

– Всякий спляшет, да не как скоморох, – пробормотал Светел.

Кербога повернулся к нему.

– Запомни накрепко, детище, – выговорил он сурово. – Нет таких слов: «не могу». Есть слова «я не пробовал» и «я плохо старался». Если якобы не можешь чего, значит не больно-то и хотелось. Люди горшки обжигают, малыш. Простые смертные люди! И не позволяй никому гвоздить тебе, будто для каких-то дел нужно божественное рождение… А ты, маленький песнотворец, вот что. Продашь мне этот напев?

– Как продать? – удивился Сквара. – У нас, если песня люба, её перенимают да сами поют…

Кербога кивнул:

– Тогда давай так. Ты мне голосницу подаришь, а я тебе слова к ней подарю. Идёт?

Сквара задумался до того напряжённо, словно его подговаривали сбыть нажитое прадедовскими трудами. Всем известно: скоморохи не только глумцы, но и плуты изрядные. Однако зачем бы хитростью выманивать то, что тебе и так отдают?..

И наконец Сквара кивнул: хорошо, мол.

– Идите-ка, ребятёнки, погуляйте пока, – распорядился Кербога.

Мальчишки послушно соскочили с подвыси, пошли вон из шатра. Сквара уже прятал кугиклы, когда скоморох вновь окликнул его:

– А тебе говорили, парень, что у тебя голос крылатый?

Братья даже остановились.

– Это как?.. – подозрительно спросил Сквара.

– А так, что кругом сорок человек будут петь, а тебя всё равно будет слышно.

Сквара недоумённо свёл брови и вместе со Светелом вышел прочь.


Снаружи густели долгие летние сумерки и висел то ли мелкий дождик, то ли туман. Братья бестолково и молча потоптались у тына, взялись бродить по дворам. Ребятня опять во что-то играла, на сей раз, кажется, в «шегардайского коня». Звали к себе, но Опёнки посмотрели сквозь сверстников, побрели дальше. У обоих под ногами ещё пружинили старинные доски, помнившие небось такое… и столько… «Бог Грозы промолвил Богу Огня…» Рядом с подобными чудесами вчерашние забавы казались пустыми и скучными. Может, скоро это пройдёт, но покамест утвердиться на земле каждодневности что-то не получалось.

А ведь они ещё ждали от Кербоги посулённую песню…

По-прежнему молча Опёнки вывели Зыку. Вернувшись, взяли из санок веретёна, засели наконец-то за рукоделье. Пальцы привычно вытягивали битую шерсть, раскручивали веретено, сбрасывали петельку, подматывали готовую нить… Сквара теребил кужёнку левой рукой, Светел – правой. В собачнике было темновато, но они привыкли управляться хоть ощупью.

Спустя некоторое время Опёнки посмотрели один на другого и вдруг начали смеяться.

Сразу стало легче. Мир понемногу становился на место.

Зыка, чувствуя что-то необычное, взялся мести хвостом сухой мох, потом встал и со вкусом облизал щёки обоим.


Когда в собачник заглянула Арела, братья пытались сложить что-то забавное про избалованного и вредного мальчишку, угодившего в суровую воинскую дружину. Они то и дело прыскали смехом, но, конечно, получалось до крайности несуразно.

– Нищета песенки поёт, – сказала Арела.

Подковырка состояла в том, что лишь беспросветная голь вечно возится с какой-то работой. Братьям, однако, было так весело, что они не обиделись.

– На себя посмотри, – только и сказал Сквара.

Посмотреть стоило, кстати. Арела несла перед собой правую руку ладонью вниз. Пальцы двигались, по костяшкам резво бегала блестящая серебряная монета. Переступала, кувыркалась, ныряла и выскакивала опять. Всякий о своём промысле: кто прядёт, кто гудёт. Светел вспомнил девчонкиного выдуманного жениха, вздумал было посоветовать меньше рассуждать о соболях, сидя-то на рогоже… Не стал: веселье удержало злые слова.

Сквара присмотрелся к пляшущей монетке:

– Как это ты её? Покажи.

Арела подбросила сребреник, зажала в ладони, прибеднилась:

– Наша стряпня рукава стряхня… Пошли, отец зовёт.


Теперь Кербога сам держал гусли. Гудим подтягивал на дудке о двух длинных стволах: левая цевка вела один голос песни, правая – другой.

– Верен ли напев? – спросил Сквару скомороший вожак.

Тот заворожённо кивнул, хотя голосница звучала немного иным ладом, как-то печальней и строже. Не колыбельная меньшому братишке, а горестное раздумье об утраченном и любимом. Да и пел Кербога совсем не как Сквара. Скорее наоборот. Припесня у него обходилась без слов, он тянул её, закрыв рот, вплетая голос в тоскливые, словно ветер, вздохи Гудимовой двоенки.


Расплескались густые туманы,

Всё окутала серая мгла…

Было двое нас, братьев румяных,

Неразлучных, как с ниткой игла.

Если буря в ночи завывала

И малыш поневоле робел,

Старший брат поправлял одеяло

И ему колыбельную пел.

Если мать задавала науку,

Хворостиной грозя большуну,

Младший брат отводил её руку,

На себя принимая вину.

А потом холода налетели,

В очаге прибивая огонь,

И порывы жестокой метели

Разлучили с ладонью ладонь.

Нас обоих ломало, и било,

И несло, как листки на ветру.

Я в сраженьях испытывал силу

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация