— Во-первых, ты ей не муж, чтобы устраивать разборки, — заявил я как можно твёрже, стараясь в то же время разогреть тело напряжением мышц и готовясь в любой момент откатиться в сторону. — А во-вторых, давай осмотрим простыни. Уж всяко следы разврата на ней остались бы. И вообще, чего это ты на меня так пялишься? Или тебя мужчины больше привлекают, чем женщины?
Хоть этим удалось смутить паладина, который с фырканьем отвернулся в сторону, давая мне возможность встать и начать быстро одеваться. Таким образом я и согрелся, и тело защитил, и оружием кое-каким в виде ножей обзавёлся. А самое важное — обрёл полную уверенность в своих действиях и высказываниях:
— Даниэлла, вставай с кровати, мы с Димоном будем простынь осматривать.
А та уже кипела от бешенства:
— Может, вы вначале выйдете, чтобы дать мне спокойно одеться?!
— Нетушки! Вначале осматриваем простыню, — заявил я. — Не хочу быть впоследствии обвинён в отцовстве чужого ребёнка. Пусть даже этот ребёнок будет от моего лучшего друга Димона.
— Это как бы я мог?.. — растерялся рыцарь от такого наезда.
— Запросто! Пока мы спали, отравленные паршивым ромом, ты очнулся раньше, воспользовался беззащитностью женского тела и выполнил свой природный долг по продолжению рода.
— Пшли вон! Оба! — уже в истерике завопила сияда. — Безмозглые, невоспитанные хамы и грубияны!
После таких слов оставаться возле воспитанной дамы нельзя. Вот мы и двинулись на выход из спальни. Но я ещё раз внимательно успел осмотреть всю комнату. Платье огромной птицей раскинулось, и вроде как небрежно, на кресле. Но при этом нигде не было смято, и его положили так специально, а не спонтанно отбросили в сторону. Ну и нигде не заметил мелких деталей нижнего женского белья, а ведь они были на теле красавицы, я это точно помню, нащупывал и уже пытался снимать. Следовательно, она и под одеялами лежала нисколько не обнажённая и весь этот фарс устроила специально.
Только непонятно: в сговоре с ней Чайревик или как обычный баран себя ведёт, направляемый опытным пастухом в нужное место? Причём пастухом ой каким коварным, опытным и шустрым. Не удивлюсь, если и наше опьянение — не вина загадочного и весьма приятного на вкус рома, а дело неких женских ручек. Или не ручек, а магических умений настоящей ведьмы.
В коридоре со страдальческим выражением лица нас поджидал Александр.
— Ну вот как можно с самого утра так скандалить, чтобы разбудить всех остальных постояльцев?
И он был прав на все сто! Спящих в гостинице больше не было. Поэтому я лишь ткнул рукой в паладина и пробормотал:
— Это всё он начал… — И двинулся в общий зал трактира, надеясь там утолить страшную жажду и позавтракать, как полагается.
Тогда как идущие за мною следом товарищи по команде затеяли громкую перепалку по поводу алкоголя. Димон ханжески взывал к юноше, требуя вообще прекратить употребление спиртных напитков. А мало́й в ответ вполне справедливо заявлял, что он уже и сам большой, а значит, вправе решать автономно: пить ему дальше или подшиваться. А потом в разных словах мусолил одну и ту же мысль, которая в грубой форме звучала примерно так: «Да ты, свинья, вначале на себя посмотри, прежде чем других поучать!»
Рыцарь мысль понимал прекрасно, сердился от этого ещё больше, призывал меня к участию в споре, апеллировал к моей совести и с упорством муравья вновь заводил очередную нотацию. Я же только отмахивался от претензий ко мне и размышлял о создавшемся положении:
«Что случилось бы, пообещай я сияде убить некроманта? Похоже, она была согласна мне отдаться для закрепления договорённостей. А если и тут попыталась бы обмануть? М-да, скорей всего, так и получилось бы… Всё равно усыпила бы, а потом утверждала, что я ею попользовался. Для чего? Загадка-с! Ну и другая сразу вырисовывается… Зачем, спрашивается, уничтожать некроманта? Чем он ей так насолил? Видеть его раньше она не видела и общаться с ним не могла. Значит, личная вражда исключается. Но тогда остаётся лишь ведомственный антагонизм. Возможно, что в Новой Византии эти два класса игроков находятся в состоянии жестокой войны, направленной на полное уничтожение друг друга. И не факт, что такое творится только в Новой Византии. Надо будет в обязательном порядке перед «выносом тела» из канцелярии поинтересоваться у этого некроманта, что он имеет против сияд или им подобных персонажей. Мне ещё потом неконтролируемой поножовщины в команде не хватало!»
Постепенно вокруг обстановка разряжалась. Товарищи перестали ругаться, появилась фейри Тьюша и приняла у нас заказ на завтрак. Затем и наша мадам с гордым и независимым видом спустилась в общий зал, демонстративно усевшись за отдельный стол. На ней красовался вчерашний костюм для выездки, но для себя я отметил.
«Сердится и… боится чего-то. Не верит моей «забывчивости»? Или опасается санкций против себя любимой? Вот уж недотрога выискалась!» — Последняя фраза у меня в сознании мелькнула с огромной, запоздалой досадой. Потому что я вдруг остро пожалел, что так и не пережил самого желанного и волнующего любовного приключения в моей жизни.
Хотя тут же себя оборвал, задумавшись на тему «А если бы совершил?». Тоже плохо. Мечта бы исчезла, развеялась, наступило бы разочарование, заела бы тоска… А так всё осталось как и прежде: мечта недостижима, ожидание будоражит кровь. Так что правильно говорят: все, что не случается — к лучшему! Да и поцелуи наши всё-таки состоялись, оставляя после себя самое приятное и волнующее послевкусие. И было в них что-то такое… настоящее, что ли, истинное…
Поэтому есть что хранить в памяти, и не надо порочить светлое воспоминание чёрными, вульгарными помыслами.
Глава 17
Наглеть так наглеть
А там и завтрак стали подавать, на какое-то время заставив сосредоточиться на поджарке из овощей, как пояснила Тьюша, ранее сушёных и консервированных. А мне показалось, что у такого мастера кулинарии, как фейри, и прожаренные веточки с обычной травой вкусными покажутся. О чем я не поленился заявить во всеуслышание, чем вызвал довольное фырканье нашего шеф-повара. В том числе командного, как я надеялся.
Чуть утолив голод и подлечив организм весьма приятным на вкус рассолом, я перешёл к обсуждению дел насущных:
— Опять делаю акцент, что перегружать наших лошадей я не позволю. Поэтому вновь встаёт вопрос: от какой части багажа нам следует избавиться? Я принял решение. Как новенькие, господин Чайревик и сударыня Дарзлей обязаны оставить только по полтюка своих вещей. Ну и мы с племянником по одной половине тюка оставим. Вот и освободится лошадь для академика Брока.
Ох! Что началось после моих слов. Утренний скандал в спальне сияды показался просто маленьким недоразумением, не достойным упоминания. Рыцарь орал, что собранные им артефакты и оружие многократно ценней тюков барахла, которые мы набрали на солевом прииске. Ну а рассвирепевшая женщина готова была глаза выцарапать за место для своих с таким трудом купленных и собранных вещей. Дескать, она и так ничего не имеет и каждый день вынуждена находиться в одном и том же одеянии.
