– Что-то ты поздновато одна ходишь, – зевнула слишком обширная для маленького магазинчика продавщица, проявляя человеческое участие с помощью поднятия и складывания домиком двух накрашенных бровей. Она подняла глаза и ойкнула: – Чего это, а?!
– Где?! – Владе снова пришлось резко обернуться, но, кроме двери с наклеенной рекламой «Пепси», она ничего не увидела.
– Показалось что-то, просто пыль летает. – Продавщица вздохнула всем грузным телом, поерзав на стуле. – Одной-то тут сидеть не сахар. Особенно в ночную смену. Ах, какие у тебя волосы! А я свои только красить собралась, еще не выбрала цвет.
– Мне какую-нибудь булочку за пятнадцать рублей, пожалуйста, – буркнула Влада, выкладывая мелочь из кармана в замусоленное пластиковое блюдечко.
– Булочек нету, закончились… – снова вздохнула продавщица так виновато, будто все булочки съела самолично. – А как краска-то для волос твоя называется? Французская хоть?
– Ага, французская. «Чертова кукла» называется.
– Обалдеть как смотрится… – Продавщица завистливо прищурилась. – Хочу такие же волосы. Вот будут все на меня смотреть так, чтобы и глаз не отводили…
– А что есть за пятнадцать рублей? – напомнила о себе Влада.
– Только глазированный сырок, позавчерашний, – снова виновато вздохнула продавщица. – Пробивать?
– Давайте.
Выйдя из магазина, Влада отчаянно разгрызла зубами подсохший сырок, который показался ей каким-то соленым. Голод это не уняло, скорее раззадорило. В ботинках уже чавкала холодная жижа, а желудок после сырка очень хотел жить отдельной самостоятельной жизнью.
Странно, но теперь ей казалось, что на улице стало холоднее раза в два, чем до того, как она вошла в магазин. Будто она окунулась в жидкий азот и теперь леденеет с каждым шагом.
И самое ужасное – снова появилось ощущение того, что по ее следам кто-то крадется, невидимый и настойчивый. Гнев утихал, постепенно уступая место страху.
«Жорик говорил мне при нашей первой встрече, что за мной наблюдает умертвие. Оно слабое после удара клинком деда, но оно не исчезло. Ведьмак же сказал мне – не оставаться одной где-нибудь далеко от своих», – пытаясь не сорваться на бег, Влада оглядывалась, стараясь проскакивать побыстрее мимо темных подворотен. Чувство, когда тебе смотрят в спину тяжелым взглядом, усиливалось с каждым шагом.
«Умертвие идет за мной, потому что я сейчас одна и мне плохо», – прыгали в голове панические мысли. Бежать? Бежать она не могла, уже с трудом переставляя ноги, которые сделались ватными. Стоять на месте тоже нельзя, вдруг тварь прыгнет ей на спину. А что тогда делать, что?!
Влада остановилась у перекрестка, глядя на мигающий светофор. Вот сейчас будет желтый, а за ним загорится красный. Стоять нельзя – ведь оно все ближе, с каждой секундой! Но бежать под мчащиеся машины тоже нельзя, как и сворачивать с Невского на темные улицы.
«Рядом с тобой сейчас тоже стоят люди, никто ничего не чувствует, никакой некромагии…» – Влада начала разглядывать прохожих, чтобы успокоиться.
Вот уставшая женщина с сумками, несколько веселых парней, парочка подростков, явно идущие из кино. Парень и девчонка ее возраста, весело смеются, обсуждая ужастик. У девчонки светлый затылок, щеголяет без шапки. Сколько в ней смеха и радости, ее светлые локоны трясутся на розовой куртке, когда она запрокидывает голову и хохочет, слушая глуповатые фразочки своего спутника. Она даже и понятия не имеет, какой ужас сейчас испытывает Влада.
Влада напряженно глядела в этот затылок, вдруг поняв, что он ей хорошо знаком. В мире, наверное, миллиард девчонок. Из них несколько миллионов вредных и около тысячи мерзких, – но светлый затылок принадлежал именно Анжеле Царевой.
Вдруг светлый затылок обернулся – на Владу уставились два глаза, еще не успевшие растерять веселый смех. Как быстро веселье перешло в удивленное раздражение и презрение – всего за пару секунд. А потом – в страх, как только Анжела посмотрела куда-то за спину Влады.
Охнув, Анжела дернулась и вскрикнула, отпрыгивая в сторону. Каблук у нее подвернулся, и она неуклюже завалилась на бок.
– Она толкнула меня, толкнула! – визжала Анжела, пытаясь подняться на ноги. Лицо у нее было искажено страхом.
– Я не толка…ла… – Влада пыталась говорить, но слова звучали с трудом, будто она вытаскивала их из черной трясины.
Страшная паника взорвала тело. Паническая атака – сейчас произойдет что-то ужасное! – заливала глаза туманом, билась в ушах. Красный глаз светофора мигал как-то вязко, противно и медленно, превратившись в зеленое расплывчатое пятно.
Последнее, что она услышала, был испуганный вскрик кого-то из стоявших рядом прохожих.
* * *
Как хорошо, когда можно спокойно лежать с закрытыми глазами.
Конечно, когда пахнет больницей, йодом и лекарствами, это неприятно, но главное – тепло.
– Умертвие… – прошептала Влада, не открывая глаз. – Алекс, ты тут? За мной шло оно… умертвие…
– Бредишь, что ли? – вместо голоса ведьмака отозвался ворчливый и неприятный женский голос. – Ишь, волосья выкрасила! И бледная как смерть… Что, наглоталась какой-нибудь дряни?
Влада открыла глаза.
Над ней склонилось женское лицо. Неприятное. Злые глаза, слишком много тонального крема, который мог бы совпадать по цвету с желтоватой кожей, но отчаянно этого не хотел. Очки в неуклюжей черной оправе, бесцветный ком волос на затылке, когда-то белый халат… Обычная сердитая медсестра, Влада много таких видела в поликлиниках.
В сгиб локтя что-то больно кольнуло. Влада болезненно поморщилась, дернув плечом.
– Чего дергаешься? – возмутилась медсестра. – Это укол. Надо – и терпи. Глаза-то краснючие, фу-у…
Больничная палата. Огромные окна, высоченные потолки, которые понравились бы валькириям.
– Где я? – Влада попыталась поднять голову.
– Где-где, – сердитым эхом отозвалась женщина. – В больнице, где же еще? Грохаются на улице в обмороки, потом еще спрашивают, где они.
– В больнице… – Влада закрыла на секунду глаза. – В… людской?
– Нет, в ветеринарной! – Медсестра сердито ткнула мокрой ваткой в сгиб локтя. – Фамилию и адрес свои называй.
– Огнева Влада, Садовая улица, дом тринадцать, квартира пять, – быстро соврала Влада, чтобы не называть свой настоящий адрес.
– Место учебы, – голосом раздраженного робота выпалила медсестра, настрочив нечитаемые строчки на листке желтоватой бумаги.
– Носфе… унив… – Влада запнулась, перехватив уже начавший звереть взгляд медсестры. Лучше назвать старое место учебы. – Школа номер… номер… тридцать пять. Восьмой «А».
– Да врет она все, я учусь в этом же классе, ее выгнали из школы, – раздался с соседней койки слабый голос. – Она моя бывшая одноклассница, верьте ей больше. Я хочу заявить в полицию, что она меня толкнула, и я упала.
