А занесенный клинок продолжал начатый удар, хотя его хозяина уже не было. Раздался визг, нечеловеческий и страшный, некромант скорчился и забился, как раненая змея. Но путь на улицу из вестибюля на несколько мгновений освободился – и Влада, даже не раздумывая, будто ее несли невидимые руки, оказалась около проходной, а потом – на ступеньках перехода. И хотя рядом никого не было, ей будто кто-то помогал, подталкивал, и Влада послушалась.
От слабости она не смогла встать и поползла, раня колени и руки об осколки стекла.
Она оказалась на улице, и ее немедленно едва не унесло ураганом. Янв бушевал, такой страшной бури Влада не видела еще никогда в жизни – даже когда они с Гильсом неслись в Питер, а охотники преследовали их на зимней дороге. Тогда буря была земной, со снегом и льдом, но сейчас все было чужим. Здесь бесновался ураган серы, ветер гнал тонны серебряных хлопьев, которые забивались в нос, рот, глаза… Асфальта под ногами не было, земля стала как пуховое одеяло, и ноги проваливались по щиколотку в серую пыль. Только изредка, когда накативший вал набирался сил перед новым ударом, можно было разглядеть мутные силуэты домов. Над головой высилась остроконечная башня, силуэт которой был хорошо знаком каждому студенту Носферона по картинкам в учебниках.
И сейчас башня грохотала, содрогаясь от вспышек молний, которые обрушивались на нее со всех сторон.
В то же время можно было увидеть и другой, реальный и явный, мир, в котором Сретенка была запружена гудящими машинами, а прохожие с удивлением смотрели на охваченную бурей Сухаревскую площадь. Это было страшно и странно: видеть привычную реальность гораздо глубже, иначе, видеть, как один мир накладывается на другой. На Сухаревской площади в мире, невидимом для людей, шел бой: призраки-смерчи, сотканные из хлопьев серы, хлестали по полчищам пауков, разбрасывая их в разные стороны. В реальности же двое парней в черных свитерах отбивались от порывов ветра со снегом, которые нападали на них со всех сторон, а стоящие поодаль люди в плащах просто размахивали руками. Влада видела Гильса, Алекса и охотников, сражавшихся невидимым оружием, но обычные люди, внезапно ощутив приступ паники, уже бежали из брошенных посреди дороги машин, чтобы как можно быстрее покинуть площадь. Некоторые, впрочем, высовывались из автомобилей и всматривались в небо, почему-то глупо и радостно смеясь.
– Смотрите! – кричала какая-то девушка, снимая происходящее на телефон. – Смерчи посреди Москвы! Нормально, да?!
– Но в новостях не было ничего, – хмурился мужчина, поднимая воротник. – И похолодало…
Дневное право словно кривлялось, представая во всем своем уродстве, и смотреть на это было страшно. Все эти люди будто жили во сне, и разбудить их было невозможно.
– Дед, – Влада вдруг очнулась от чего-то, что заставляло ее не вспоминать последние несколько минут. – Деда…
Он только что был, боролся, смотрел на нее, но вот миг – и его нет.
– Нет! Дед… что же это…
Влада закричала и зажала уши руками, чтобы себя не слышать. Дед сказал – выживи, беги, но сейчас ей хотелось только одного – броситься за ним вслед. Она была будто маленькая девочка, которая потерялась в страшном огромном мире, выдернув на мгновение руку из ладони того, кто ее вырастил и воспитал.
«Если я сейчас сдамся, погибну, то моя жизнь станет оружием некроманта, поможет ему убивать. Нужно выбраться из янва, приложить ладонь к любому дому, как сказал дед. То есть забрать не одну чью-то жизнь, а немного от каждого. Мой дед все-таки маг, он знает… что говорит. Знал».
Только вот, хотя ближайший дом и стоял очень близко, сейчас это расстояние казалось непреодолимым. И еще выбраться из янва, но как? На янвологии им говорили, что выходить из янва нужно легко, усилием воли и резким шагом. Это как ездить на велосипеде или качаться на качелях – не разучишься. Но для этого нужны силы.
«Еще метров десять… или двадцать. Вон тот столб с фонарем, надо добраться до него, а от него уже совсем рядом и дом. Давай считать каждые десять сантиметров за шаг». Влада с тоской вглядывалась в стену ближайшего дома, к которому она ползла, выбиваясь из сил. Почему она раньше не знала о таком способе смирить голод? Ведь у нее было столько возможностей это сделать, столько дней, когда она ходила по улицам мимо этих самых домов.
– Да брось, тебе туда не добраться, – прошептал голос рядом с ней. Голос пыли – глухой и безжизненный, которая поземкой ползла возле Влады. – Ты бы видела себя сейчас. Посмотри на свои руки.
Руки?
Влада с трудом оперлась на локоть, поднеся руку к глазам. Зачем она накрасила ногти серебряным лаком, когда успела? Да и не только ногти, но и кожу – та сверкала серебром, и линии на ладони проступили четко, будто высеченные в камне.
– Ты ведь знаешь, что у нечисти это признак гибели, – продолжал шептать голос. – Знаешь, но упорствуешь. Зачем? Открой Тьму… для себя.
– Дед тебя… хорошо клинком зацепил, – Владе удалось повернуть голову в сторону того, что до сих пор называлось умертвием. Его невозможно было увидеть – лишь угадать, и Влада заставила себя смотреть прямо на эту тварь, не отводя взгляд. Смерть деда оборвала страх.
– Я быстро восстановлюсь, – прошептал некромант. – Мертвое нельзя убить, а вот Вандер уже никогда не вернется. Хватит бороться, Огнева. Голод каждую секунду отнимает у тебя кусочек жизни… Но и чужая жизнь, даже если ты и захочешь ее выпить, уже недосягаема, потому что тебе не выбраться из янва…
Голова упала на руку, но Влада продолжала ползти вперед, как ей казалось – бесконечно долго. Только приоткрывая глаза, она с отчаянием видела, что ее ориентир, столб, так и остается на прежнем месте. Ей казалось, что она, прикладывая массу усилий, оставляет позади метр за метром, но на самом деле ей удалось преодолеть всего-то несколько сантиметров.
Над головой свистел ветер, он то ли шептал, то ли смеялся над ней; в этой буре ее все равно никто не увидит. Пауки Мурановых не чуют ее, уже не принимая за живой объект, потому Гильс ее не найдет. Охотники не зря напали именно здесь и сейчас: они не дадут ему ни на секунду оторваться от боя, чтобы разыскать Владу. Голод, все грани которого она успела узнать, в самом страшном своем виде стал уже не яростным, не исступленным, а каким-то бесконечным, будто перед Владой со страшным вековым скрипом отворилась тяжелая дверь, что вела вниз, в беспредельный ужас.
– Нечисть, слушайте мои слова!
Этот голос уже был не шепотом, а ревом, который пронесся над площадью. Не некромант, а охотники, все как один, закричали:
– Отныне Конвенция отменена, и ваши жизни не стоят ровным счетом ничего в тайном мире! Некромант всходит на престол, и мы будем убивать вас, каждого, днем и ночью…
– Войнаа-а-а… – донеслось отовсюду, будто это простонал сам ветер.
Влада вдруг ощутила, как что-то переворачивает ее на спину, и начала отчаянно сопротивляться этому, вцепившись ногтями в землю. В янве асфальт был мягким, как будто утрамбованная пыль, поэтому удержаться не получилось.
