– Нет. Анжела Лосина.
– С которой тоже все не так просто, как кажется! – подхватил Илюшин. – Потому что ее мамаша работала уборщицей в районной администрации. Где, напоминаю, трудился в свои лучшие годы папаша Рогозин.
– Только не говори, что он ее совратил, и Анжела – его ребенок! – взмолилась Маша.
– Хм. Занятная версия. Нет, но мне нравится ход ваших мыслей, Марьиванна!
– Уволил он ее, – пробурчал Бабкин. – По просьбе своей доченьки.
Маша хлопнула себя по лбу:
– Господи, точно! Как я могла забыть! Лосина однажды как с цепи сорвалась, наорала на Рогозину, а от карающей десницы Кувалды удрала и закрылась в пионерской комнате. Но несколько дней спустя она прилюдно извинилась, и я думала, что этим все и закончилось.
– Сдается мне, Мария, плохо ты знала Светлану Рогозину, – констатировал Илюшин. – Она поговорила с папой, и Лосину-старшую вышибли с теплого места. Об этом, конечно, нам поведала не сама Анжела.
– Она-то старательно делала вид, будто ей не за что обижаться на покойную, – усмехнулся Бабкин.
– Откуда же вы узнали?
– Ты не поверишь. От Беллы Шверник!
2
…Жгучая дама с низким голосом и многозначительным взглядом. Длинные выпуклые веки покрыты черно-зелеными тенями и похожи на раковину моллюска. Раз поймав это сравнение, Сергей уже не может отделаться от него.
– Я вам все расскажу! – страстно обещает она. Браслеты звенят на запястье, когда она встает. От такой худой цыганистой женщины ожидаешь грации и легкости, но Шверник двигается на удивление скованно.
– Лось поклялась отомстить! – шепчет Белла, наклоняясь к ним. У нее тяжелые духи и куча дырок в ухе, которые бросаются Сергею в глаза. Из каждой дырки свисает какая-нибудь серебряная штука. «Оторвут ей эти гири ухо на фиг», – думает он, машинально записывая: месть Лося. Потом перечитывает и несколько секунд не понимает: какая месть? кому? за что может мстить лось?
3
– Лосину-старшую так и не взяли обратно, – сказал Макар.
– Она осталась без работы?
– Тут у нас белое пятно, – с сожалением признал он. – Сама Лосина клянется и божится, что ничего подобного не помнит. Но на месте следователя я бы уже рыл в этом направлении. Надо выяснить, жива ли мать Анжелы, и если нет, то когда и отчего умерла.
Он изобразил на тетрадном листе метлу и сидящую на ней женщину.
– Дожили, – огорчился Сергей. – Голых баб рисует!
– Это я под впечатлением от Шверник. Знойная женщина, мечта поэта. Не будь с ней тоже не все ладно, я бы подумывал жениться.
Маша широко раскрыла глаза.
– В каком смысле не все ладно? Господи, у нее тоже кого-то уволили?
– Хуже, – сказал Сергей. – Ей нанесли смертельное оскорбление. Правда, об этом знала только твоя Матильда.
4
…Когда они с Макаром добрались до номера Губановой, оба выглядели так, словно по ним всю ночь плясали черти.
Или ведьмы.
– Последняя! – ободрил Макар. – Со всеми побеседовали, кроме нее.
– Я щас сдохну. – С этими словами Бабкин сполз по стене прямо на пыльный старый ковролин в коридоре.
Он сам не понимал, отчего его так вымотали каких-то три часа разговоров. Не с криминальными гнусными типами, а с милейшими добропорядочными женщинами!
Может быть, потому, что у каждой из них из школьного шкафчика вываливался не просто скелет, а целое небольшое кладбище?
– Макар, у тебя были нормальные отношения с одноклассниками?
– Вполне.
Илюшин присел рядом с ним, вытянул длинные ноги, перегородив весь проход.
– Чем дольше я их слушаю, тем больше мне кажется, что погружаюсь в какой-то ад, – признался Бабкин.
– Ты настоящего школьного ада не видел, мой трепетный друг. Здесь меня поражает другое.
– Что именно?
– То, как долго каждая из них хранит в памяти эти переживания. Не само событие, а именно отзыв на него. Ведь обычно эмоции истираются, бледнеют со временем. Ты все помнишь, но ничего не чувствуешь, и это благо. Но у них не так. Ни у Маши, ни у остальных. Я догадываюсь, с чем это связано, но не совсем уверен…
– Делись! – попросил Сергей.
– У нас встреча с Губановой.
– Три минуты перерыва! Мы его заслужили!
– Если мы не придем вовремя, рискуем застать рассерженную женщину.
– А если придем, тогда испорчусь я! – пригрозил Бабкин.
Макар рассмеялся и махнул рукой.
– Ладно, отдыхай. Но потом будет марш-бросок!
Сергей облегченно выдохнул и прислонился затылком к стене.
– Так чем ты объясняешь такую долгую память у этих женщин?
Макар потер переносицу:
– Понимаешь, как ни крути, но Рогозина – самая успешная из них. На редкость удачные замужества, жизнь богатой, независимой дамы, самореализация в творчестве… Еще и красота! Я не хочу сказать, что они ей завидуют. Не в зависти дело. Но достижения Рогозиной каким-то извращенным образом легитимизируют то, что она делала с ними в юности.
– Как будто она имела на это право?
– Да. Человек всегда, пусть даже неосознанно, ищет справедливости и логики в окружающем мире. Машиным одноклассницам нелегко отмахнуться от всех побед Рогозиной и твердо сказать себе, что их несколько лет третировала всего лишь озверевшая от безнаказанности сука, доказывавшая всем, в том числе и себе, что она здесь вожак стаи. Голос справедливости требует, чтобы такие бешеные суки отстреливались на подлете к большому счастью и богатству. А если уж она подлетела, так может, не такая уж она и бешеная, шепчет внутренний голос? Может, имела право мной помыкать? Может, я заслужила то, что со мной происходило в школе?
– Тьфу ты черт!
– Я не утверждаю, что прав. Допустим, все обстоит ровно наоборот, и каждая из них думает: как могло так выйти, что эта жестокая тварь получила так много от жизни?!
– Но нет же никакой справедливости, Макар!
– Справедливости нет. А вера в нее есть.
Илюшин легко поднялся и отряхнул джинсы.
– Пойдем, мой уставший друг. Нам осталась на закуску Матильда Губанова. Сомневаюсь, что она – Зинчук. Слишком уж хорошо Маша ее помнит. Но все-таки…
Бабкин вздохнул и собрался с силами. «Она большая, толстая и добрая», – описала Маша свою одноклассницу. Хорошо, что добрая. Он уже изрядно устал от всей той злости, которая вывалилась на него сегодня, как ведро репьев, и теперь кололась.
Илюшин постучал в дверь.
– Очаровывать полную женщину будешь ты, – тихо предупредил он.
