– И к Лосиной.
– Кстати, мне Мотя утром звонила, – вспомнила Маша. – Анжела пришла в себя.
– Что-нибудь рассказала?
– Как Макар и предполагал: она узнала в горничной Светку и решила шантажировать ее.
– Нашла, с кого тянуть деньги!
Маша пожала плечами.
– Видимо, решила, что Рогозина – женская разновидность подпольного миллионера Корейко. Светка и ее пыталась убить, но наша Анжела – крепкий орешек.
– Не целиком. Только голова.
– Я рада, что с ней все нормально. Она, конечно, мерзкая, но смерти ей никто не желал.
К берегу подплыли утки и стали с интересом поглядывать на Бабкина, по-прежнему бросавшего камешки в воду.
– Сейчас они тебя сожрут, – предупредил Илюшин.
Сергей отмахнулся.
– Слушайте, а насчет ключа Рогозина, получается, соврала?
– Какого ключа?
– От подсобки.
Маша нахмурилась, вспоминая.
– А! Про который она сказала, что он хранится на пожарном кране? Соврала, конечно. Два ключа, главный и запасной, все время были у Светки. Но она сообразила: стоит ей сказать, что кроме нее в подсобку никто не заходит, и ее положение становится шатким. Ведь это ее я заметила, когда вышла из такси. А если ключ в общем доступе, значит, воспользоваться им может кто угодно. Рогозиной всего-то и надо было, что соврать и сразу же положить его на пожарный кран.
– Быстро она соображает, – неодобрительно буркнул Сергей.
– Она додумалась и фотографии спереть, – напомнил Макар. – Испугалась, что кто-нибудь может сравнить старый снимок и новую горничную.
– Мы должны были ее сразу заподозрить! – Сергей раздраженно швырнул в воду тяжелую пригоршню камней. – У кого доступ во все номера? У горничной!
– Спокойно, Серега! Во-первых, уборщица – это практически садовник: на нее никто никогда не смотрит. Во-вторых, картину нам подпортили Коваль с Савушкиной, которым тоже позарез нужно было обыскать все номера и они предпринимали для этого массу бесполезных усилий.
Бабкин запустил вторую горсть. Половина брошенного им заряда попала по уткам.
– Так их, дробью! – одобрил Илюшин. – Будет у нас утятина!
Но птицы с возмущенным кряканьем уже расплывались в разные стороны.
– С Липецкой глупо вышло, – виновато сказала Маша.
Сергей наградил ее суровым взглядом.
– Не то слово! Это все потому, что некоторые проявляли непрошеную инициативу.
Маша вздохнула. Увесистый булыжник летел в ее огород, и это было справедливо.
– Кто же знал, что Рогозина стащит цепочку и подбросит на место преступления, – заступился за нее Илюшин.
– Можно было предположить!
– Я и предположила!
– На десять минут позже, чем надо!
Маша пристыженно молчала. Возразить ей было нечего, муж был со всех сторон прав.
– Мы должны свечку поставить тому козлу, который всучил отелю бракованный стеллаж! – горячился Сергей. – Если б не результат его криворукой деятельности…
Он махнул рукой.
Им с Илюшиным вдвоем еле удалось скрутить полоумную бабу. И хорошо еще, что Макар заорал «вали ее», едва они ворвались в подсобку. Потому что сам Бабкин был настолько ошеломлен увиденным, что встал столбом, не зная, куда смотреть и что делать.
Тесное помещение выглядело так, словно по нему прошелся локальный смерч. Под ногами хрустел порошок, в центре громоздились завалы из коробок и бутылей, а в углу страшно выл, вращая хоботом, пылесос марки «Тайфун». Единственный нетронутый вихрем участок был возле окна – там, где по случайному совпадению и оказалась Маша.
В углу за дверью жалась горничная, почему-то с ножницами в руках. Никаких дурных мыслей на ее счет у Бабкина не возникло. Он почему-то решил, что она хотела помочь его жене выбраться из этого адского месива.
Женщина шагнула к нему, скривив рот, словно собиралась разрыдаться у него на груди, и тут Макар взревел над ухом, как слон.
Не в привычках воспитанного Илюшина было кричать про женщину «вали», поэтому Бабкин послушался беспрекословно. Не анализируя происходящее, он бережно скрутил расстроенную тетеньку и забрал у нее ножницы.
Вернее, лишь попытался. Потому что тетенька с яростью буйнопомешанной лязгнула ножницами у Макара над ухом, пнула в пах Бабкина и молча бросилась к Маше, раскидывая оказавшиеся на пути препятствия.
Не было ничего, что могло бы быстрее вывести Сергея из ступора. Он сгреб ее за шиворот, и завязалась безобразная драка. Женщина отбивалась, лягалась, извивалась, как ящерица, и успела дважды вонзить зубы в Бабкина, пока Макар не огрел ее попавшейся под руку коробкой. В коробке оказались запасные детали от «Тайфуна», весившие не меньше двух килограммов. «Да здравствует советское пылесосостроение», – сказал Макар по итогам изучения предмета, которым он вывел из строя эту бешеную бабу.
А потом Маша сказала, стараясь сдерживать дрожь: «Познакомьтесь, это Света Рогозина».
А Илюшин ответил: «Я так и подумал».
И лишь сам Бабкин стоял дурак дураком, чувствуя только, что зверски болит укушенное плечо и хочется расчихаться от едкого запаха химикатов.
Он бросил в воду последнюю пригоршню камней, отряхнул ладони и поднялся.
– Ну что, пойдем?
Маша тоже встала.
– Юльку ужасно жалко. Столь многого добиться – и бросить все силы на месть… И кому! Человеку, который не стоил и сотой части этих усилий.
– Рогозина покалечила ее куда серьезнее, чем казалось со стороны. – Илюшин наклонился и подобрал сухой черный прутик. – Не будет здоровый человек хирургически менять лицо, чтобы стать похожим на своего врага.
– Вот тебе и склонность к нестандартным решениям!
Макар прицелился и с силой выбросил руку. Палочка, крутясь, взмыла вверх.
– Просто эту стрелу пустили очень давно, – сказал он. – И все это время она летела в цель.
Прутик упал в воду и поплыл в отражении облака, похожий на птичку, затерявшуюся очень-очень высоко.
2
Два месяца спустя
Мотя плюхнулась на скамейку, сбросила разношенные сандалии и с несказанным облегчением вытянула отекшие ноги. Фууух! Хорошо-то как в теньке!
Все сиденье было усыпано желтыми лепестками, как конфетти. Липа уже отцветала, но воздух все равно звенел от сладости. Мотя зажмурилась и глубоко вдохнула. Дышим, дышим…
– Губанова!
Матильда открыла глаза. Перед ней стояла Белла Шверник в белоснежной хламиде до пят и разглядывала ее с откровенным удивлением, словно на скамейке был выставлен музейный экспонат.
