Извини, что пишу так многословно. Я больна, лежу в постели, и у меня слишком много времени, чтобы выражаться кратко.
О моей жизни рассказывать нечего. Но спасибо за вопрос. В молодости мне казалось, что у каждого пожилого человека за плечами жизнь, полная драматических событий. Наверное, потому что я выросла в провинции. Здесь у всех семей есть свои тайны, необъяснимые беременности и трагические сообщения, переданные с тракторами и комбайнами. Часто просто библейских масштабов. Например, в 1934 и 1935 годах, когда мы столкнулись с нашествием саранчи. Но сейчас жизнь кажется такой будничной. Мне гораздо интереснее жизнь молодых. В ней куда больше драмы.
У нас в городе осталось немного молодежи. Те, кого я считаю молодежью, уже давно выросли. Клэр, Энди, Тому за тридцать. Том — это сын моего брата, то есть сын Джимми (не того, что Куган). У Клэр есть семнадцатилетняя дочь — результат одной из этих необъяснимых беременностей. Не думаю, что отец — Том. Никогда не думала. Скорее, это Энди. Но Энди примерно в то же время переехал в Денвер (некоторые находят это подозрительным, но мне кажется, это его отец распространил слухи. Впрочем, ему это не помогло). Энди вернулся со своим лучшим другом Карлом. Карл очень мил и при этом красив до неприличия. Немногим людям я простила бы такую внешность, но Карлу — прощаю.
Каролина интересуется, есть ли у тебя Библия. Я позволила себе предположить, что есть.
С наилучшими пожеланиями,
Эми Харрис
Турист в городе
Узнай Сара, сколько разговоров возбудило ее появление в городе, она бы весьма удивилась. Сара не считала себя интересной. Не считала себя экзотикой. Она определенно не была красавицей. У нее — и Сара готова была это признать — самая заурядная внешность. Уже в семь лет Сара смирилась с тем, что волосы у нее мышиного цвета. И нужно быть слепым, чтобы назвать их цвет медовым, или каштановым, или любого другого оттенка, какой бывает у героинь в книгах, которыми зачитывалась Сара. Чувства стиля у нее тоже никогда не было. Все, что можно было сказать о ее одежде, — это что она была чистой и аккуратной.
Единственным достоинством Сары были ее глаза. Большие, выразительные, они могли бы вызвать у людей интерес, если бы Сара не прятала их за книгой. Но в Броукенвиле никогда не видели туристов.
На следующий день после визита Сары в «Потрясающую Грейс» она стала предметов разговора старейших жительниц города. Они заглянули в закусочную на чашку кофе, чтобы узнать последние сплетни про туристку.
— Удачный она выбрала момент для приезда, — сказала одна старушка, которую почти не видно было за стойкой. Отчасти потому, что с годами ее и так тощее тело усохло, отчасти потому, что его скрывало облако дыма. Гертруда курила как паровоз. И пила как сапожник. Но ни одной из этих вредных привычек и даже ее любимой жирной еде до сих пор не удалось убить Гертруду вопреки всем чаяниям двоих ее бывших мужей, ставших жертвами пассивного курения и жирной пищи. Посетительница была вдовой.
— Похороны, — продолжала Гертруда. — Хоть какое-то событие в этом городишке. Так надоело, что ничего не происходит.
Ее подруга Энни-Мэй помахала рукой, чтобы прогнать дым.
— Похороны — это красиво, — согласилась она. — Все в черном. В лучших нарядах. И столько вкусной еды.
— Я приносила рагу из кукурузы, — сообщила Гертруда, — с двойной порцией бекона…
Обе выжидающе уставились на Грейс. Та наклонилась ближе.
— Приятная женщина, — рассказала она. — Вчера зашла и сидела здесь около часа. И еще мы болтали, когда она только сюда приехала.
— Вот как! — выдохнула Гертруда, и этого поощрения было достаточно, чтобы Грейс выдала все, что знала.
— Приятная, но со странностями. Когда Сара первый раз зашла сюда, у нее в руках была книга. И туристка держала ее так, словно это была ее единственная защита в мире. Я сразу это поняла, как ее увидела. Но разве книга может кого-то защитить? Вот дробовик — это да…
Она сделала многозначительную паузу, но Гертруда и Энни-Мэй не горели желанием услышать историю жизни Грейс. Они пришли сюда не за этим.
— Но не будем сейчас об этом, — продолжила Грейс. — У нас, у Грейс, всегда была какая-нибудь страсть. Одна из первых Грейс была без ума от шерифа. Кончилась эта история плохо, как и следовала ожидать. Ее даже выгнали из города.
Энни-Мэй не стала комментировать эту историю. Вместо этого она спросила про туристку:
— Она надолго задержится?
— А почему бы ей не задержаться? — выпалила Гертруда, хотя раньше и не задумывалась о таком развитии событий. У Энни-Мэй были тонкие седые волосы, собранные в хвост. Она была похожа на чью-то добрую бабушку. Причем выглядела она так последние пятьдесят лет. Энни-Мэй никогда не была замужем — одна из странных причуд природы. Хорошо выглядеть как бабушка, когда у тебя есть внуки, но вряд ли такая внешность поможет ими обзавестись. По иронии судьбы, Энни-Мэй всегда больше интересовалась мужчинами, чем детьми. Она мечтала о романтике. А в детях нет ничего романтичного.
— Я думаю, она с кем-нибудь познакомится, — предположила она.
— Познакомится? — с тревогой переспросила Гертруда.
— Они всегда так делают, — оправдывалась Энни-Мэй.
— Они?
— Одинокие люди в новом городе. В книгах всегда так происходит. Даже с мужчинами.
— Мужчинами… — повторила Грейс так, словно это слово все объясняло. — Если у нее есть хоть немного ума, она свалит. В этом городе нечего делать.
— Почему? — удивилась Гертруда. — Тут наверняка лучше, чем в Европе.
Книги и люди
Газовая плита. Как она включается? А вдруг я что-то сделаю неправильно?
Саре ни разу в жизни не доводилось пользоваться газовой плитой. Когда она жила с родителями, у них дома была обычная электрическая плитка с конфорками на одном уровне, вся блестящая, черная и хромированная. А когда жила одна в двушке в Ханинге, у нее была старая плита с настоящими конфорками, давно утратившая первоначальный цвет.
Сара несколько дней смотрела на плиту, не отваживаясь ее включить. У нее было смутное ощущение, что нужно использовать спички. Набравшись мужества, она даже нашла коробок в одном из ящиков. Но на большее ее не хватило.
Порой Саре казалось, что сам дом протестует против ее присутствия. Может, так Сару мучила совесть за то, что она жила в чужом доме бесплатно. А может, ощущение безысходности в этом доме, явно поселившееся здесь задолго до смерти Эми. В гостиной не было ни одной книги. Только черный кожаный диван, не способный никого сделать счастливым.
Сара уже смирилась с тем, что поужинает чем-нибудь холодным, как вдруг зазвонил телефон. Она напряглась. Думай, Сара, думай. Телефон продолжал настырно звонить.
Сара не могла решить, взять трубку или нет. В любом случае, это будет выглядеть неприлично. Одни люди знали, что она живет в доме Эми, а другие — нет. И эти другие удивятся, если вдруг трубку возьмет Сара. А если они в довершение ко всему не знают, что Эми умерла, ситуация вообще получится невыносимая.
