Работа закипела. Наружную часть вала окружили заостренными кольями, оставив место для обхода часовых, тут и там неровными рядами вырыли глубокие ямы, на дно которых побросали триболы — железные шарики с острыми шипами. Земля, которую усеяли осколками крупных камней, разбитых молотами, напоминала ощеренную пасть исполинского демона. Ромул поразился, узнав, что в Алезии такие же укрепления — к тому же двусторонние — тянулись на целых пятнадцать миль.
Перед лицом грозного врага, уже знающего вкус победы над Римом, такие приготовления никак не казались лишними. Да и само место, где Митридат некогда разгромил римское войско, не обнадеживало — победу в таких условиях добыть непросто.
На площади посреди лагеря уже установили баллисты — двухплечевые катапульты, которые во время похода везли разобранными; теперь они были обращены к северу, где виднелось войско Фарнака. Снарядами для них обычно служили крупные камни, на добывание которых сейчас отрядили две группы легионеров с мулами. Метательные орудия, пожалуй, составляли единственное преимущество Цезаря, урон от них бывал немалым — Ромул еще хорошо помнил разрушения, причиненные врагу баллистами Забытого легиона в последней битве.
Воспоминания отозвались сожалением и чувством утраты, следом Ромула привычно захлестнула благодарность. Не пожертвуй собой Бренн, Ромул бы тогда не выжил… Горечь усиливалась и недавней виной из-за потери Тарквиния — впрочем, Ромул тут же вспомнил, что в египетскую столицу они угодили именно стараниями гаруспика, и вина слегка приутихла. Каждый сам выбирает судьбу — и Тарквиний не исключение.
От яркого солнца мрачные думы мало-помалу развеялись. Двадцать восьмому легиону, к счастью, выпало нести стражу, образовав защитную цепь перед лагерем. Часть галатской конницы Дейотара тоже стояла в обороне, большинство же всадников, разделившись на отряды, продолжали разведывательные рейды по округе. Довольные, что им не приходится тяжко трудиться под палящим солнцем, легионеры Двадцать восьмого со смехом поглядывали на менее удачливых товарищей, пряча улыбки в кулак, чтобы не заметили командиры.
Чуть погодя Ромул взглянул на расположение противника.
— Клянусь задницей Юпитера! Враг выступил!
Петроний громко выругался. Из-за понтийских укреплений на противоположную сторону долины лился поток воинов, тут же строившихся в боевой порядок. Клинки блестели под лучами рассветного солнца, воздух полнился скрипом колесниц и командными окриками. Вскоре стало ясно, что из лагеря выступила вся армия Митридата.
Римские командиры не теряли времени:
— Сдвинуть ряды! Поднять щиты!
Легионеры, перехватывая дротики поудобнее, выполнили приказ. Несмотря на крутизну холма, занятого римлянами, наступление врага могло оказаться опасным. Паниковать, правда, не стоило — пока понтийцы спустятся со своего холма и пересекут равнину, пройдет немало времени, остальные легионеры успеют влиться в защитный строй.
— Прямо как на параде, — презрительно сплюнул Петроний. — Не иначе как Фарнак решил убедить своих, что они непобедимы.
— А может, он добивается, чтобы Цезарь отрядил больше солдат в оборону? — предположил Ромул.
Петроний нахмурился.
— Чтобы мы бросили возводить укрепления?
Ромул кивнул. Если все легионеры будут защищать лагерь, строить его будет некому.
— Скорей всего, хвастает армией. Мол, римляне тут никого не запугают, — проворчал Петроний. — Понтийцев ведь больше, чем нас.
Ромул улыбнулся: легионеров всегда отличала незаурядная сила духа.
Теперь, разом обернувшись к лагерю, друзья ждали, чем ответит главнокомандующий. В тот же миг на валу появилась фигура в алом плаще, сопровождаемая старшими командирами и трубачом, и по войску прокатился приветственный клич — Цезарь, оглядывая противника, намеренно избегал скрываться и только притягивал к себе взгляды. Подняв руку к глазам, он долго смотрел вдаль, изучая войско Фарнака.
Ромул последовал его примеру. В первых рядах он различил пращников и лучников — они обычно начинали наступление и старались нанести врагу урон посущественнее. За ними, в центре войска, располагались боевые колесницы, дальше следовали тысячи пельтастов и туреофоров, выстроенные плотным четырехугольником. На левом фланге виднелась понтийская тяжелая конница, на правом — беспорядочная толпа легковооруженных фракийских всадников.
— Лопни мои глаза, если это не боевой порядок, — буркнул Ромул.
— Он и есть, — прорычал Петроний, обводя строй подозрительным взглядом. — Фарнак вышел на битву.
Захваченные зрелищем, друзья не сводили глаз со всадника на великолепном черном жеребце, под громкие клики выехавшего из ворот лагеря; позади теснились облаченные в кольчуги воины на скакунах, почти не уступающих царскому. Ожидавшее войско разразилось восторженными криками, звук мечей, ударяющих в щиты, смешался с кимвальным звоном и грохотом барабанов — понтийцы, как и воины любой армии, ликовали при виде повелителя. Выехав на середину, Фарнак надолго задержался перед строем колесниц, давая наставления перед боем, чем вызвал еще большее беспокойство Ромула. К тому времени, как царь объехал все войско, звуки по ту сторону долины стали чуть ли не угрожающими.
— Пусть орут, — презрительно процедил Петроний. — Нам-то что?
Цезарь, на которого Ромул метнул тревожный взгляд, стоял по-прежнему неподвижно, и Ромул с облегчением выдохнул — такого полководца ничем не взять!
Быстро переговорив о чем-то с командирами, Цезарь повернулся к Двадцать восьмому легиону, не сводившему с него глаз.
— Враг всего лишь хвастает, соратники! — уверенно объявил он. — Тревожиться не о чем, битвы сегодня не будет. Главное сейчас — достроить укрепления.
По строю пронесся облегченный вздох. Цезарь, спрыгнув с вала на площадь внутри лагеря, исчез из виду.
— Не стоять! — раздались голоса командиров. — За работу!
Кирки и лопаты вновь замелькали в воздухе, тут же взревели погоняемые легионерами мулы, на которых везли к лагерю камни для баллист. Из главных ворот вышел землемер, беседуя на ходу с помощником, за ними торопливо семенил раб, сжимающий в руках грому — шест, к которому крест-накрест крепились два прямых древка с болтающимися на концах свинцовыми отвесами; грома служила для прямоугольной разметки при планировке лагеря.
Петроний и прочие товарищи Ромула, успокоенные словами Цезаря, вернулись к разговорам — им, как и раньше, приходилось легче остальных. Оптионы с центурионами на их болтовню почти не косились: если Цезарю нет до этого дела, то им и подавно.
Ромул по-прежнему не сводил глаз с вражеской армии — Фарнак, все еще объезжающий войско, обращался с речами к солдатам. Когда наконец строй разразился долгими ликующими возгласами, Ромул выругался.
— Цезарь неправ, — заявил он. — Враг наступает.
Петроний поглядел на него недоверчиво, однако, бросив взгляд на понтийское войско, тут же посерьезнел. Остальные тоже примолкли.
