Попав после темных переходов на яркое солнце, Ромул сощурился. Богатую ложу заполняли легионеры, сенаторы и высокопоставленные военные. Во взглядах читались одновременно уважение к нему, изумление и страх, кое у кого смешанные с отвращением, а то и с завистью.
Ромула поставили перед Цезарем, и сердце его дрогнуло от благоговейного трепета: служа в Двадцать восьмом легионе, он не раз видел командующего, но сейчас впервые подошел к нему так близко. Уже немолодой, с редкой седой шевелюрой, Цезарь не обладал яркой внешностью, однако уверенность и привычка повелевать делали его заметным в любой толпе.
Ромул низко склонился перед диктатором.
— Уйдите, — кивнул тот стражникам и уставил палец в грудь Мемора: — Ты останься.
Отвешивая на ходу поклоны, стражники поспешно исчезли с глаз.
— Этого раба сделали ноксием и отправили на смерть за то, что он незаконно вступил в легион. Так?
— В точности так.
Цезарь нахмурился.
— А второй кто?
— Его друг. Пытался его защитить, когда все открылось.
— Мне сказали, что этим рабом ты когда-то владел. Это правда?
— Правда. Я купил его совсем мальчишкой, выучил сражаться, сделал секутором, — елейным голосом затянул ланиста. — А он сбежал. Восемь лет назад убил нобиля и сбежал.
Цезарь взглянул на юношу.
— Два тяжких обвинения, — тихо проговорил он.
— Я не убивал нобиля, — возразил Ромул. Терять ему все равно было нечего.
— Да он тут понарасскажет! — встрял Мемор.
— Молчать! — Цезарь, которого ланиста явно раздражал, обернулся к Ромулу. — Если не ты убил, то кто?
— Мой друг.
— Тот, что на арене?
— Нет. Другой, этруск.
— Где он?
— Не знаю. В Александрии его ранило камнем из египетской пращи, и он исчез. — Ромул перехватил удивленный взгляд Цезаря и добавил: — В Двадцать восьмой нас обоих загнали силой.
По губам Цезаря скользнула улыбка.
— И тебе не оставалось выбора?
— Именно так.
— Значит, ты невиновен? Как и все преступники?
Среди легионеров раздались смешки.
— Я виновен лишь в одном, — выпалил Ромул, не в силах таиться дальше.
— В чем?
— Когда мы с другом сбежали из лудуса, то вступили наемниками в армию Красса. Сказали, что мы из галльского племени.
— Небылицы растут на глазах, — усмехнулся Цезарь и вдруг, заметив дернувшееся лицо Мемора, гневно повернулся к ланисте: — Говори!
— Ходили такие слухи, господин, — неохотно подтвердил тот. — После Карр я этого ублюдка и не надеялся увидеть живьем.
— Таких ублюдков, способных в одиночку убить носорога, еще поискать, — процедил Цезарь, вновь обернулся к Ромулу. — Значит, тебя с другими пленниками угнали в Маргиану?
— Да. За полторы тысячи миль от Селевкии, на край света, — ответил Ромул, глядя в глаза Цезарю. — Мы называли себя Забытым легионом.
Цезарь едва заметно кивнул.
— Однако ты сумел сбежать. Молодец. Один?
— С другом. С тем самым, который убил нобиля. — Ромул решил, что пора связать историю воедино, не век же испытывать терпение Цезаря. — Мы добрались до Барбарикума и оттуда поплыли в Египет, но у эфиопского берега корабль разбило. Мы выжили, боги нас не оставили. Нас нанял бестиарий, с ним мы дошли до Александрии.
— Где вступили в Двадцать восьмой легион.
Ромул кивнул.
— Из всех небылиц, что я слыхал, твоя лучшая, — бросил Цезарь, и среди свиты пробежал хохоток, напомнив Ромулу, что его судьба висит на волоске. Однако следующий ход Цезаря изумил юношу донельзя.
— Лонгин! — позвал командующий. — Ты здесь?
Седой военный в криво накинутой тоге выступил вперед.
— Здесь.
— Расспроси этого раба о Каррах. В подробностях, которые может знать только участник битвы.
Лонгин пристально взглянул на Ромула — рассказу он явно не поверил.
— Как погиб сын Красса? — спросил он.
— Публий вел на парфян конницу вместе с наемниками, тотчас ответил Ромул. — Враг сделал вид, будто отступает, потом перестроил войско и обрушился на римлян. Почти все погибли, спаслись два десятка наемников. А потом парфяне отрубили Публию голову и пронесли ее перед всей армией.
— Верно! — Бесхитростный Лонгин не скрывал удивления.
— Спрашивай еще.
Военачальник послушно принялся задавать вопросы о последней кампании Красса. Все ответы попадали в точку, и Лонгин наконец сдался.
— Он там был, — признал он. — Или умудрился поговорить с каждым, кто выжил и вернулся.
— Ясно.
Цезарь надолго замолчал.
Ромул бросил взгляд на окровавленное тело Петрония, уже не сомневаясь, что и ему судьба последовать за ветераном. Ну что ж, будь что будет — он сделал что мог.
— Я командовал войсками и повелевал толпами, — разнесся наконец по всему амфитеатру голос Цезаря. — Я видел многое. Однако не встречал такой храбрости, какую показали сегодня эти двое ноксиев. Без оружия, в одиночку, перед лицом неминуемой смерти, один из них завладел копьем стражника и, не думая о себе, попытался ранить зверя, чтобы спасти товарища.
Цезарь обвел взглядом толпу, безмолвно внимающую каждому слову. Ромул, ошеломленный таким поворотом, сам не понимал — то ли он спит и видит сон, то ли уже умер.
— И когда маневр не удался, — продолжал Цезарь, — умирающий отвлек на себя животное, чтобы выиграть время для друга. Я не верил, что ноксий, даже с копьем, сумеет победить носорога, однако храбрец остался жив! И в отчаянной борьбе одолел зверя, о котором слагают легенды. Мало того — он осмелился повернуться ко мне спиной. Ко мне, эдитору, устроителю игр! И все ради того, чтобы почтить память товарища! — Цезарь возвысил голос. — Говорю вам: этот человек — истинный сын Рима! Он рожден в рабстве и обвиняется в преступлениях — теперь это неважно. С сегодняшнего дня он — римский гражданин!
Ромул застыл с раскрытым ртом: вместо смерти — жизнь и свобода!..
Ошеломленного Мемора чуть не трясло от ярости, однако ему хватало ума смолчать.
Публика взорвалась аплодисментами, и Цезарь, обернувшись к Ромулу, протянул ему правую руку.
— Как тебя зовут?
— Ромул. — Юноша обменялся с диктатором крепким рукопожатием.
— Будь все мои солдаты такими храбрыми, мне хватило бы и одного легиона, — улыбнулся Цезарь.
Ромул, переполненный благодарностью, опустился на одно колено.
— Позволь тебе служить.
