Увидев, что ничего не происходит, Фабиола выпрямилась и прижала к себе остатки платья. Небритые мужчины смотрели на нее с восхищением. Молча. Застыв на месте. Она не знала, что делать. И Секст тоже.
Наконец один из окружавших их ветеранов пронзительно свистнул. К изумлению Фабиолы, из переулка появился Секунд, раздвинул круг и подошел к ней.
— Приветствую тебя, госпожа, — с поклоном сказал он.
Фабиола попыталась сохранить невозмутимость.
— Прими мою благодарность, — сказала она, наградив его лучезарной улыбкой.
— Что случилось?
— Мы бежали с Форума, — объяснила Фабиола. — А они ждали нас в засаде. Собирались… Он чуть не… — Слова застряли у нее в горле.
— Теперь тебе ничто не грозит, — пробормотал Секунд, гладя ее по руке.
Она порывисто кивнула, не зная, чего ждать. Казалось, Секунд ей сочувствовал, но далеко не все ветераны смотрели на них дружелюбно.
Секунд с презрением посмотрел на ближайший труп.
— Только подумать, что нам приходится сражаться с таким отребьем…
Он был трижды прав. С незапамятных времен римские воины сражались и умирали за своих соотечественников. А тем временем другие грабили, насиловали и убивали граждан на улицах Рима.
— Ловушка была устроена заранее, — продолжила Фабиола.
Она объяснила нападение Сцеволы и его команды тем, что они с Брутом являются сторонниками Цезаря, но ни словом не обмолвилась о юном беглеце, который стал причиной их встречи. Никто не понял бы, с какой стати ей взбрело в голову заступаться за раба.
— Ну, теперь этот мерзавец далеко, — заверил Секунд, когда Фабиола закончила рассказ. — И вряд ли скоро вернется назад. Большинство его людей убито.
Слегка успокоившись, Фабиола осмотрелась. Как и Форум, улица была завалена трупами. Некоторые бандиты еще оставались в живых, однако это продолжалось недолго. Люди Секунда подходили к ним, умело приканчивали и обшаривали карманы. Видеть это было неприятно, но воины заслужили награду, думала Фабиола.
Встревоженный тем, что творилось на Форуме, Секунд начал звать ветеранов назад.
— Не стоит мешкать, госпожа, — сказал он, увлекая Фабиолу за собой.
Секст, как верный пес, двинулся следом.
— И часто вы так вмешиваетесь? — спросила она.
— Время от времени, — пожал плечами Секунд.
— Но почему? — удивилась Фабиола.
— Госпожа, — засмеялся он, — после десяти лет службы армейская жизнь входит в привычку. Нас тут человек пятьдесят — шестьдесят, мы знаем друг друга и стараемся поддерживать относительный порядок. С тем, что происходит на Форуме, нам не справиться, но тут наших сил хватит. В конце концов, все мы опытные воины. Да и Митре это по душе.
Сбитая с толку Фабиола заморгала.
— Это ваш бог?
— Да, госпожа. Солдатский бог, — пристально посмотрев ей в глаза, ответил Секунд.
Выходит, они с Секстом были обязаны жизнью вовсе не Юпитеру, а какому-то неизвестному божеству… Фабиола была заинтригована.
— Я хотела бы поблагодарить его, — сказала она.
— В митреуме, госпожа? — спросил Секунд. — К несчастью, это невозможно.
Фабиола, не привыкшая к отказам, вспыхнула.
— Почему?
— Ты женщина. А вход в храм разрешен только мужчинам.
— Я… Понятно.
Секунд неловко кашлянул.
— Думаю, здесь небезопасно. — (Со стороны Форума продолжали доноситься звуки битвы.) — Вам позволят переночевать в переднем помещении храма. Завтра станет спокойнее, и мы проводим вас до дома.
— Мой раб пойдет со мной. — Она показала на Секста.
— Конечно, — кивнул Секунд. — Наш лекарь займется его раной.
Было заметно, что кое-кто из ветеранов не в восторге от щедрости Секунда.
— Почему ты помогаешь мне? — спросила Фабиола.
Последовала еще одна смущенная улыбка.
— Ты дала мне аурей. Неужели не помнишь?
Это самое лучшее денежное вложение в моей жизни, подумала Фабиола.
— Странно, что наши пути так быстро сошлись снова, — вслух сказала она.
— Такова воля богов, госпожа, — ответил Секунд.
— Да! — с жаром согласилась она.
Оставив мертвых лежать в пыли, Секунд повел всех по узким и пустым переулкам. Его товарищи разделились; одни шли впереди, другие сзади. Как бы ветераны ни относились к Фабиоле и ее рабу, это не мешало им держать мечи наготове и соблюдать осторожность. Но дорога была свободна. Все люди Клодия и Милона находились на Форуме; доносившегося оттуда шума было достаточно, чтобы простые граждане попрятались по домам, заперли двери, а окна лавок закрыли ставнями. На улицах слышалось журчание фонтанов. Но местные женщины не набирали воду в глиняные сосуды, не стирали белье и не обменивались сплетнями. Не было и беспризорников, продававших губки на палках, пропитанные уксусом. Хлипкие деревянные прилавки, на которых обычно лежали хлеб, керамика, скобяные изделия и простая еда, опустели. Не было видно даже прокаженных, просящих подаяние, и дворняжек, роющихся в помойках. Из окон верхних этажей, наполовину прикрытых ставнями, изредка выглядывало испуганное лицо и тут же пряталось, когда кто-то из отряда поднимал взгляд. Передвигаться по опустевшему городу было непривычно и слегка жутковато. Как правило, в Риме жизнь кипела от рассвета до заката.
Но не сегодня.
Чем дальше от Форума они уходили, тем тише становились звуки сражения.
— Это Палатин?! — с удивлением воскликнула Фабиола.
— А ты думала, что мы квартируем на Авентине или Целии? — лукаво усмехнулся Секунд.
Фабиола вспыхнула: он угадал. Большинство жителей Палатина были богатыми людьми, не чета окружавшим их небритым оборванцам.
— Воины — дух Рима, — гордо сказал Секунд. Остальные одобрительно загудели. — Мы живем в самом сердце этого древнего города.
Фабиола почтительно склонила голову. В самом деле, легионеры сражались и умирали за Республику. Как бы сама Фабиола к ней ни относилась, но уважала ветеранов за храбрость и жертвы, которые они приносили ради своей страны. Достаточно было посмотреть на обрубок правой руки Секунда и множество старых шрамов на лицах и телах ветеранов, чтобы понять это. Они получали раны, проливали кровь, теряли товарищей, а жившие здесь богачи не ударили бы палец о палец, чтобы помочь им.
Наконец они добрались до высокой ровной стены, и Секунд остановился у маленькой двери, укрепленной железными заклепками. Простой кованый молоток и металлическая пластинка вокруг скважины для ключа делали ее похожей на заднюю дверь любого приличного дома в городе. Те римляне, которые могли себе это позволить, предпочитали жить в домах с просторными дворами в середине и постройками по бокам. Снаружи дома выглядели очень скромно, чтобы не привлекать к себе внимания. Но внутри могла царить роскошь — истинная, как у Брута, или показная, как у Гемелла.
